— Отпустите меня! — потребовала Эмма, но Джеймс только шикнул на нее. Видимо, он тоже слышал возню за дверью и теперь замер, прислушиваясь, не повторится ли звук.
Эмма, естественно, понимала, чем заняты его мысли. Ясно, что он прижимает ее так крепко совсем не потому, что наслаждается прикосновением ее почти что обнаженного тела. Разумеется, нет! И то, что его правое бедро оказалось у нее между ногами, не имеет к этому ни малейшего отношения. Конечно же, нет! Разве он не сжимает ружье так же крепко, как и ее талию? Человек, который держит ружье на изготовку, не может думать ни о чем, кроме предстоящего выстрела.
Но у Эммы-то в руках ружья не было. И ничто не отвлекало ее от мыслей о теле Джеймса, находившемся в такой близости от нее. Она остро ощущала давление его мускулистого бедра и сильные пальцы, впивавшиеся в ее плоть чуть пониже талии. И не только это. Она могла чувствовать его запах, тот самый мужской запах — хорошего мыла и какой-то терпкой смеси, напомнившей ей о Лондоне, — который наполнял ее ноздри сегодня утром, когда она сидела рядом с ним в катафалке. И он был таким теплым! Не настолько, конечно, как Уна, делившая с ней постель, но он был куда менее волосатым, и пахло от него куда приятнее.
Его дыхание щекотало ее ухо.
— Я ничего не слышу, — прошептал он. — А ты?
Эмма была слишком занята, стараясь не ощущать его запах и не чувствовать прикосновения его твердого бедра, чтобы ответить. Тем не менее она склонила набок голову и прислушалась. Секунду-другую было тихо. Затем послышался тот же звук. Кто бы ни бродил снаружи, он явно возобновил попытки открыть дверь.
Джеймс, видимо, тоже это услышал. Он резко отпустил талию Эммы и, положив тяжелую руку ей на плечо, подтолкнул ее к дивану, с которого только что встал.
— Оставайся здесь, — приказал он и подтянул вверх одеяло, укрыв ее. — Пойду посмотрю, кто это может быть.
Эмма, оказавшись в уютном коконе, еще хранившем тепло его тела, запротестовала:
— Нет, я пойду. Может, это кто-нибудь из моих учеников.
Он бросил на нее недоверчивый взгляд:
— Учеников?
— Или кто-нибудь из их родителей, — сказала Эмма. — Иногда они приходят сюда, когда хотят, чтобы им что-нибудь прочитали или…
— В час ночи? — осведомился Джеймс не без иронии.
Эмма ничего не оставалось, как смириться.
— Только пообещайте мне, что не станете в них стрелять, — сказала она.
— С какой стати? — Он присел рядом с ней, чтобы натянуть сапоги. — Ты же сама собиралась стрелять.
— Я бы сначала спросила, кто это, и выстрелила бы только, если бы это был…
— Если бы это был кто, Эмма? — полюбопытствовал Джеймс.