— Больше не могу, — шептал он. Его голос рвался из его груди хриплым стоном.
— Умоляю, Эллиот, ну пожалуйста. — Либерти льнула к нему.
Испустив первобытный вопль, он весь прогнулся и изверг в нее мощный фонтан семени. Горячая влага наполнила ее, как сосуд. А Дэрвуд ощутил себя полностью опустошенным как духовно, так и физически. Спрятав лицо у него на груди, Либерти обняла его за плечи.
Испустив последний стон, он рухнул на нее, прижав всем своим весом к дивану. Его руки поглаживали холмики ее груди.
Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Взгляд Либерти был затуманен, губы припухли от поцелуев. Дэрвуд вспомнил, с каким эгоизмом он игнорировал призывы, которые ему посылало ее тело. В порыве ненасытной жажды он сделал ей больно.
— С вами все в порядке? — наконец спросил он.
— Да, конечно, — кивнула она.
Никаких упреков. Но Дэрвуд почувствовал укор совести. Казалось, Либерти и в голову не могло прийти, что она должна обидеться на него за жестокость. Он нежно убрал ей с лица волосы.
— Я сделал вам больно. Почему вы не сказали, что никогда не были с мужчиной? — спросил он и заметил, как тотчас погрустнело ее лицо, а взгляд стал отстраненным.
— Разве это что-нибудь меняет? — еле слышно прошептала она.
— Не уверен, — чистосердечно признался он. Несколько долгих минут он всматривался в ее лицо, после чего поднялся. Негромко выругавшись, быстро поправил на себе одежду.
Дэрвуд взял с дивана шерстяной плед и набросил на полуобнаженное тело Либерти. Каким идиотом он был! Она подарила ему самое драгоценное, что у нее было, а он взял и грубо смял этот бесценный дар! Мучимый угрызениями совести, Эллиот привлек Либерти к груди.
— Я поступил как последний негодяй. Простите меня, миледи.
— Эллиот, куда вы меня несете? — изумилась Либерти, когда он подхватил ее на руки.
— В постель.
Она устремила на него пристальный взгляд:
— Наверное, вы сердитесь на меня за то, что я не предупредила вас, что Ховард не был моим любовником.
О Боже, как больно слышать ее слова! Он все еще никак не мог отдышаться, сердце по-прежнему бешено колотилось в груди. Как ненавистен он самому себе. У него даже закружилась голова, и он с трудом удержался на ногах.
— Ничуть. — Вот и все, что он выдавил из себя. Ногой открыв дверь библиотеки, зашагал вверх по ступенькам лестницы.
Либерти попыталась высвободиться:
— Неправда, я ведь вижу по вашим глазам, что вы на меня сердиты.
Он приостановился, чтобы заглянуть ей в глаза:
— Не сержусь, клянусь!
— Но ведь вы…
Он не дал ей договорить:
— Я сделал вам больно. — Голос его звучал глухо. — Если бы знал истинное положение вещей, вам все равно было бы больно, но, клянусь, я действовал бы гораздо осторожнее.