В конце концов родители приняли предложение деда. О возвращении в Италию не могло быть и речи.
– Видимо, ваш дед очень любил вас.
– Просто обожал. Я жил в усадьбе отдельно от родителей, но мог видеться с ними, как только пожелаю. Однако взгляды деда на воспитание резко отличались от взглядов моего отца. Скачки наперегонки с ветром за сворой собак, слава лучшего стрелка графства, способность выпить три бутылки спиртного и внятно говорить после этого – вот что вызывало у деда восторг. Мой отец был занят наукой, любил музыку и книги.
Остен замолчал и после паузы заговорил уже более спокойно:
– Было странно оставаться частью семьи и больше к ней не принадлежать. Наверное, если бы я достаточно громко протестовал, старику пришлось бы вернуть меня родителям. Но я решил остаться с дедом. Старик был тверд, но меня хорошо понимал. Во всяком случае, не требовал невозможного.
– Думаю, для вас не существует ничего невозможного. При желании вы можете добиться чего угодно. Именно так думают Дигвиды.
– Я не стал бы прислушиваться к тому, что говорят Энок с Флосси. – Остен криво улыбнулся. – Эти Дигвиды сумасшедшие. У них шестнадцать детей. Этого достаточно, чтобы не считаться с реальностью.
Он на мгновение погрузил плечи в воду, поглаживая руками водную поверхность. Нужно было сменить тему, и Остен умолк.
– Простите, но я так и не поняла. Вы изменили фамилию после того, как вас усыновил дед?
– Официально – да. Но когда он умер, я... – Остен заколебался. – Я решил пользоваться той фамилией, которую получил при рождении, в любых ситуациях, кроме официальных. Как вы, наверное, успели заметить, я не очень-то считаюсь с мнением других.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Я думала, вы поссорились со своими родственниками.
– Так оно и есть.
Они замолчали. Первой нарушила тишину Ханна.
– Остен, хочу поблагодарить вас за сегодняшний день. За то, что вы были так терпеливы с Пипом. Он никогда этого не забудет.
Данте встал в воде, доходившей ему до пояса, и пригладил волосы, чтобы скрыть смущение. Но в этот момент Ханна случайно коснулась ногой его груди.
Остена бросило в жар, и он обхватил ладонью изящный изгиб ее ноги.
У нее перехватило дыхание. Глаза расширились. Волна желания захлестнула обоих.
Но почему она ошеломлена? Ведь она уже познала вкус страсти в ту ночь, когда был зачат ее сын?
Остен отдернул руку.
– По-моему, самое время отправляться назад, – с трудом выговорил Данте.
Но его слова уже не имели никакого значения. После мимолетного прикосновения пути назад не было. Все изменилось.
Он вылез из воды, перенес спящего Пипа в фаэтон, и они направились домой. Но даже ветер, холодивший влажное тело, не смог изгнать жара из его груди, ослабить напряжение в нижней части тела.