Есть только один способ добиться этого.
Данте закрыл глаза и вспомнил голос Ханны Грейстон, высказавшей оценку его музыки: «Полагаю, это хорошо, но недостает воображения!»
Он знал правду, но пилюля не стала от этого слаще. Он изо всех сил старался замаскировать реальность иронией и даже немного возненавидел ее за то, что она облачила в словесную форму эту самую неприкрашенную реальность.
«Я знаю, что сочиняю чушь, но вам придется довольствоваться этим, пока я не научусь писать лучше...»
Но что же делать, если он никогда не мог выразить что-то посредством музыки, если не мог выразить эмоции так естественно, так сильно, что их можно было бы передать лишь словами?
Нет, он снова попытается это сделать. Он будет пробовать до тех пор, пока его пальцы не будут обливаться кровью также, как обливается его сердце. Существует множество способов принести извинения. Но есть лишь один, который наверняка примет отец.
* * *
Ханна едва держалась на ногах от усталости. Но если бы безжалостный мистер Данте приказал ей обежать пять раз Ноддинг-Кросс в ночной рубашке, она не стала бы жаловаться. Так было не потому, что у нее перед глазами появился образ Пипа, крепко спавшего наверху. Просто сейчас они с Пипом были в безопасности.
Стиснув зубы, Ханна в полном изнеможении записывала одну за другой музыкальные фразы, изо всех сил бо-рясь с дремотой.
Она до крови кусала губу, подгибала, насколько это возможно, пальцы в полусапожках, надеясь, что острая боль не даст ей заснуть, но человек, сидевший за инструментом, рвался вперед с диким отчаянием.
Ей хотелось ненавидеть его, этого эгоиста, но она не могла позволить себе тратить силы на эмоции. Она должна непрерывно наносить на бумагу дрожащей рукой мелкие бессмысленные значки. Возможно, это и есть наказание за попытку обмана. Надо всего лишь водить пером по бумаге. Может быть, если опереться на другую руку... лишь на мгновение, если положить голову рядом со страницей, она сможет царапать каракули. Не будет же он играть вечно.
Закат окрасил окна в розовый цвет, когда Данте проиграл последний пассаж и взглянул на помощницу.
– Следующая часть будет в до-минор...
Не договорив, Данте разразился проклятиями.
Голова Ханны Грейстон покоилась на изгибе руки, пряди каштановых волос упали на лицо, такое бледное, что оно казалось полупрозрачным. Перо прочертило через всю страницу волнистую линию и повисло в безвольных пальцах.
Неужели он ее убил? Данте поморщился. Нет, Ханна Грейстон сделана из более крепкого материала. Но выглядела она такой же истерзанной, как его сестра Мэдлин, после того как три дня проплутала по лесу, охотясь за ценными экземплярами растений и заблудившись.