— Я поговорю с Боуменом, — прорычал он. — Я расскажу ему кое-что из прошлого Сент-Винсента. Он положит конец этой затее.
— Разумеется, если только он захочет тебя слушать. Мне кажется, не захочет. Заполучить в зятья герцога, пусть и нищего, — не так-то плохо для мыловара из Нью-Йорка!
Любому из обитателей Стоуни-Кросс-Парка, кто захотел бы понаблюдать, было очевидно, что за последние две недели лорд Уэстклиф и мисс Лилиан Боумен старательно избегают общества друг друга. Было также заметно, что лорд Сент-Винсент оказывает повышенное внимание этой девушке в череде балов, пикников и водных прогулок, заполнявших чудесные осенние дни в Гэмпшире.
Лилиан и Дейзи проводили немало утренних часов в обществе графини Уэстклиф. Своими наставлениями старая леди пыталась привить аристократичные манеры двум американским барышням, но все было напрасно. Аристократы никогда не проявляют бурный восторг, а лишь сдержанный интерес; не говорят «родня», а скажут «родственники», они используют фразу «окажите любезность» чаще, чем вопрос «не могли бы вы?». Наконец, благородная дама никогда не станет высказываться напрямую, а предпочтет изящно намекнуть.
Если графиня и выделяла кого-то из сестер, то, несомненно, Дейзи. В вопросах этикета она оказалась намного понятливее сестры. Лилиан почти не старалась сдержать презрительную усмешку, находя светские манеры бессмысленными. Какая разница, передать бутылку портвейна в руки или подвинуть ее по столу? Все равно бутылка попадет куда надо. Почему нельзя говорить о многих занимательных вещах? Отчего ходить полагается медленными шажками, если хочется идти быстрым шагом? С какой стати леди должна эхом повторять за джентльменом его мнение, вместо того чтобы высказать свое?
Лилиан находила спасение только в обществе Сент-Винсента. Казалось, ему нет дела до ее манер или ошибок в речи. Его развлекала ее искренность. Виконт и сам был готов смеяться над всем и вся. Не избежал насмешек даже его отец, герцог Кингстонский. По словам Сент-Винсента, изнеженный герцог не умел насыпать зубной порошок на щетку или натянуть на чулок подвязку, потому что все это делал слуга. Лилиан смеялась. Тогда Сент-Винсент с показным ужасом принимался рассуждать о примитивной жизни, которую она была вынуждена вести в Америке. Бедняжке приходилось жить в доме с отвратительным номером на двери, самой причесываться или завязывать туфли. Сент-Винсент казался Лилиан обаятельнейшим из мужчин, но она интуитивно чувствовала, что под слоем мягкой учтивости таится совсем другой человек. Непроницаемый и твердый, этот человек, вероятно, мог быть холодным и жестоким. Или слишком предусмотрительным и осторожным. Лилиан догадывалась, что лучше не вникать, что же скрыто под этой элегантной оболочкой. Пусть остается прекрасным и загадочным, как сфинкс.