Шалва Амонашвили и его друзья в провинции (Черных) - страница 80

– Разберемся, – говорю. – Мимо этого проходить нельзя. Он подошел ко мне, положил свою мягкую руку на мое плечо и говорит:

– Никаких разбирательств не надо, лишний шум. Я ведь, понимаешь, на службе нахожусь… Очень нехорошо, если начальство узнает, тут как посмотреть… Может, пронесет?

Вот такой он был. Демобилизованный из армии офицер, мужчина с громовым голосом, а беззащитный, как наша химичка Зизи.

Хотя солдаты его, наверно, любили, переживали за него перед начальством и старались службу получше выполнять, как мы на этих всяких проверках.

В тот день я взял с Мики честное слово, что никому ни слова, и рассказал про записки.

– Пишет, конечно, не наша, но в журнал это дело подбрасывает наша. На ребят я и подумать не могу! На такое глупое дело никто не пойдет.

– Слон, – говорит мне в ответ Мика, – так он любит ту девушку, которая пишет?

Честное слово, уж кажется, я лучше всех ребят в классе отношусь к девчонкам, но иногда у меня руки опускаются. Все равно что пасуешь мяч вдоль ворот, а он в среднюю зону укатывается.

– Ты, – говорю, – слышишь, что говоришь?

– Слон, – опять говорит она и смотрит на меня так, будто я ее союзник, – это я записки в журнал…

Ну что ты скажешь?! Иду я рядом с ней, в голове каша полная. Апрельская весна в городе, лужи к вечеру ледком затягивает, деревья на кактусы похожи – ни одного листочка, а ветки – иглы. Коты, как забытые человеческие дети, плачут; голоса людей звучат громко и одиноко… Задумаешься, позабудешь про город, и кажется – ты на какой-нибудь Марс попал.

– Слон, – позвала Мики, и я очнулся. – у тебя есть платок? А то я в парте оставила…

Дал я ей свой, она отвернулась и высморкалась.

– Я заберу, завтра отдам, – говорит.

– Не жалко, – отвечаю.

Стоит она передо мной, смотрит снизу вверх. Если надеть на нее мою рубашку, она на ней как пальто-макси будет.

– Он такой несчастный, Отец Солдатам, ты себе представить не можешь… Я знаю, кто писал. А в журнал я подкладывала…

Никакому школьнику в жизни не нравятся классные собрания.

Нам понравились только тогда, как пришел к нам Отец Солдатам… Вот и сегодня, после четырех уроков, мы остались на собрание.

Входит Отец Солдатам с большим пакетом и говорит:

– Разбирайте пирожки, разговор долгий будет. И сам взял первый пирожок.

Съели мы пирожки, он вытащил громадный носовой платок и вытер руки. Вытирает и смотрит, у кого платочка нет. Оказалось – у половины. – Староста, проверить назавтра наличие платков, доложить мне.

Прошелся по рядам – огромный детина, пол под ним поскрипывает.

– А как мое прозвище? – Он подмигнул классу. – Только не говорите, что я Валентин Сергеевич. Наверное, Мося, раз Мосягин.