Леонора обеими руками отвела волосы со лба и попыталась вновь закрепить их шпильками. Это ей удалось лишь частично, так что мягкие, свободно лежащие локоны обрамляли ее бледное лицо подобно раме цвета красного дерева. Влажно блестевшая, полная нижняя гу-5а была нервно прикушена.
Герве Кройд знал о времени, которое Леонора проводила с Фенном, когда тот рисовал ее. Младший брат показал ему наброски, сделанные с нее. Сходство этих портретов со своей супругой граф осознал в полной мере лишь сейчас.
Его взгляд задержался на этом дрожащем, манящем рте, который так мало подходил к строгим принципам, которые она отстаивала в своей беседе с ним. Сумеречный свет широкого, устланного ковром коридора, ведшего на галерею предков Уинтэша, размывал мрачный невыразительный цвет ее платья и отбрасывал мягкие тени по контурам безупречного овала ее лица, как бы вырезанного из слоновой кости волшебным резцом мастера. Теперь граф Уинтэш понял, почему она стала любимой моделью Феннимора.
Не в силах сдвинуться с места, Леонора смотрела, как супруг опять поднял руки и протянул к ней. Она хотела податься назад, чтобы уклониться от узких, но сильных мужских рук, которые наверняка были готовы в следующую секунду обхватить ее шею и сдавить ее, но она стояла неподвижно. Жуткая мысль о том, что лучше быть убитой им, чем жить без него, заглушила в Леоноре все способности к нормальной реакции.
Но у Герве было на уме другое. Его руки обхватили узкие плечи Леоноры, он притянул ее к себе. В полуобмороке отметила она гибкое движение, которым он наклонил свою голову к ней, и его губы приникли к ее рту. Это был легкий, почти вопрошающий, теплый поцелуй, который, не встречая серьезного сопротивления, становился все сильнее. Она почувствовала ласкающее прикосновение в уголках своего рта, которое вызвало слабость у нее в ногах, нежное, но требовательное присасывающее ощущение на нижней губе.
Леонора закрыла глаза, полностью отдаваясь чувствам, которые пробуждал в ней Герве. Внезапно она почувствовала мускулистое мужское тело, особенно в местах соприкосновения с выпуклостями ее фигуры, от чего по ее коже побежали мурашки возбуждения. Любая попытка сохранить ясное сознание, казалось, заранее была обречена на провал. Однажды она уже, вопреки благоразумию, ощутила глупое желание отдаться, раствориться и любить. Любить его!
– Ах, Боже мой, прошу прощения за то, что я вам помешала! Мне неудобно, но я, конечно, не знала… – Голос прервался заливистым смехом, и Леонора покачнулась, поскольку вдруг была выпущена из объятий. Она уставилась на леди Аманду, стоявшую перед ней.