Юбка ее модного платья из органди, благодаря новехонькому французскому кринолину казавшаяся огромным куполом, еще качалась от ее шагов и занимала почти всю ширину прохода. Леди Аманда изящно расправила шелковый шарф, который прикрывал ее голые плечи над смелым вырезом, и погрозила Герве пальцем с притворным негодованием, в то время как ее губы искривила злобная усмешка.
– Какая слепая страсть, дорогой. Но ты все-таки должен думать и о наших слугах, когда развлекаешься со своей женушкой. В Уинтэше достаточно комнат, дверь которых по такому случаю можно запереть за собой.
Отрезвев, Леонора повернулась на каблучках и убежала. Последующие слова леди Аманды, как и ответ Герве, она почти не разобрала, но даже от ее интонации у Леоноры заболели уши. Она остановилась, только когда оказалась в четырех стенах своей комнаты и почувствовала себя в безопасности.
Подавленная, усталая и голодная опустилась она в ближайшее кресло. Если бы она была на Кенсингтон-Сквер, то первое, что бы сделала, так это позвонила бы горничной и приказала ей принести чашку крепкого чая и несколько кусков фруктового пирога. Но несчастная не могла позволить себе даже этого утешения. Кто мог ей гарантировать, что чай не будет отравлен?
Впоследствии Леонора вспоминала недели этого сентября как нереальное и вместе с тем в высшей степени ужасное время. Ничего не происходило, но как раз в этом «ничего» заключались все страхи мира. Она не отваживалась ни нормально есть, ни спокойно спать. Постоянно преследуемая воображаемыми страхами, она дошла до полного нервного истощения.
Лишь в обществе Феннимора ей иногда удавалось забыть обо всем. Он не жалел на нее бумаги из блокнота для эскизов, а она принялась за повышение уровня его общего образования, который, по ее мнению, был довольно скромным. По-видимому, никто не взял на себя труд проконтролировать то, каковы были истинные результаты обучения молодого виконта быстро сменяющимися домашними учителями. Он был очень сообразителен, но ему было скучно все, что не касалось живописи или искусства вообще.
Необходимость сконцентрироваться на учебных предметах и пробудить у Феннимора интерес к вещам, которые он считал излишними, отвлекала Леонору как от ее переживаний, так и от постоянного чувства голода. А иногда она осмеливалась задать тот или иной вопрос, к которому у нее лежала душа.
– Почему ты, собственно, не учился в Итоне или одной из других школ для знатных молодых господ? – спросила она, когда они однажды в плохую погоду сидели в зимнем саду, где она проверяла список заказов на растения, составленный новым садовником.