Да, Томчик в самом деле боялся, Пашка тоже это понял.
– Конечно, есть. Боишься, что свечка погаснет? Снова зажжем.
– Я… нет. Наоборот… – В голосе Томчика дрожали слезинки. – Можно погасить ее на минуточку? Мне… очень надо…
Пашка тут же дунул на свечу. Запахло дымом погасшего фитиля. И в этой полной, пропитанной свечным запахом тьме, Томчик негромко выговорил:
– Я… признаться хочу. Это надо… В темноте признаваться легче. – Было слышно, что дышит он, как на горячую картошку.
Я быстро взяла его за плечи.
– Томчик, что с тобой?
– Понимаете… я не смогу выстрелить из револьвера… который принесет Петруша… в того идола…
Я наклонилась так, что шерстяной гребешок его шапки защекотал мне нос.
– Ты все еще думаешь, что он какое-то божество?
Томчик дернул плечами.
– Да нет же! Вовсе я так не думаю. Просто я от-ча-ян-но боюсь выстрелов… – Кажется, он всхлипнул. – И ничего не могу с собой поделать. Совершенно…
Сколько мы молчали? Секунд, наверно, десять. Пашка – он молодец все-таки! – сказал самым обычным голосом:
– Ну так что за беда? Это у многих бывает. Я когда был, как ты, боялся даже из пистонного пистолетика… Потом прошло.
– Но это же потом! – Томчик всхлипнул совсем явно. – А мне стрелять-то скоро…
– Томчик… – Я старалась говорить очень аккуратно. – В чем тут вопрос? Мы наденем твою матроску хоть на кого, на того же Лоську, снимем его руку с пистолетом, он выпалит. Это называется крупный план… А тебя снимем перед этим, как ты начинаешь жать на крючок. Патрона в револьвере не будет.
– Но все же спросят: почему так?
– Спросят – ответим, – рассудил Пашка. – Сажем, что тебе нельзя. Воспаление барабанной перепонки.
– Не поверят же…
– Как же не поверят, если мывсе скажем, – увесисто проговорил Пашка.
– Но тогда ведь… это будет не по правде. По правде-то я все равно трус… Да?
– Господи, кто тебе сказал такую чушь? – выдохнула я. – какой же ты трус! Ты вот идешь по всем этим проходам и ни разу не пикнул. Я вся тряслась на той лестнице, а ты…
– Потому что я не один, а с вами, – прошептал Томчик.
Пашка проговорил так, словно клал перед собою один на другой кирпичи.
– Вот и будь с нами. А мы с тобой. И ничего не бойся.
– Да… только стрельбы я все равно боюсь. Даже отец сказал, что я… как паршивый зайчонок…
– Он что, учил тебя стрелять? – сразу догадался Пашка.
– Да… пожалуйста, не зажигайте еще, я сейчас… Я хочу признаться до самого конца… Я про это никому не рассказывал, даже Люке. Только вам. Потому что… – и опять задышал, будто обжегся.