– А сколько вам поставили? – спросил Лоська.
– Поставили, братец мой, полновесную пятерку. А директор училища повесил мое творение у себя в кабинете. Елена Васильевна все собиралась выпросить картину для музея, но не знаю, сумела ли… Вскоре я уехал в Москву, а Елена Васильевна, царство ей небесное, той же осенью умерла от сердечного приступа, одна ночью… Так мне сообщила ее дочь из Ишима, когда я написал ей: отчего это моя бывшая хозяйка не отвечает на мои письма…
Чарли наконец освободился от Лоськиных объятий, подошел к двери, зацарапал лапой.
– Ишь бродяга, захотелось гулять ему, – Евгений Иванович, покряхтывая, поднялся. – Ладно, выпущу сейчас…
Лоська вскочил:
– А можно, мы вместе?
– А чего ж! Вдвоем веселее. Будьте только на дворе или недалеко от калитки. Если этот обормот усвищет далеко, ты следом не беги, он через минуту прибежит обратно…
Евгений Иванович разжег печку, поставил на плиту чайник. Спросил оглянувшись:
– А сама-то бывала ли в Тюмени?
– Не бывала… Папа говорил: вот соберемся как-нибудь, поедем… Не успел…
– Что случилось с папой-то… – очень осторожно сказал Евгений Иванович.
Я рассказала… Рассказала даже, что Илья думает, будто парашют не раскрылся не по отцовской вине. Сама-то я так не думала. Мне казалось, что папа просто хотел как можно больше продлить радость свободного полета и не рассчитал. И, может быть, кольцо заело в последний момент. Надо было дергать сильнее, а он… Защипало в глазах, и я сказала:
– Надо бы съездить. Я надеялась, что летом соберемся с братом, да боюсь, что у него теперь всякие личные дела…
Потом я рассказала про монетки с острова Джерси. Про то, что на них все основные виды парусников, кроме баркентины. Евгений Иванович пообещал:
– Вот пороюсь в старых запасах, найду для тебя эскиз с “Сибирью”, у меня их несколько. Тогда будет у тебя полная коллекция.
Я на своем сиденье – на бочонке – подскочила от радости, как первоклассница. И не стала говорить, что коллекции уже нет, из монеток у меня осталась лишь одна. Да и разве их нет? Если у друзей, значит они и у меня… Я опять подумала о Пашке – и затеплело внутри…
Старик снова, как в прошлый раз, (будто обутая в валенки старя балерина) протанцевал к окну, отодвинул доску.
– От кашля, маленький лечебный глоток. Ты не выдашь, а мальчика пока нет…
– А Варвара Михайловна не унюхает? – спросила я с искренней заботой, без насмешки.
– Не унюхает, потому как сегодня отбыла на другой конец города к своей давней подруге Анастасии Гавриловне, бывшей работнице телестудии. Будут вспоминать молодость. Звала меня, но я предпочел остаться на суверенной территории, чего мне там женские беседы… И правильно сделал – глянь, вы пришли! – Он глотнул, кашлянул, вернулся к печке. Потер над плитой большущие узловатые кисти рук. – Ты не думай, что там, во фляжке, паршивая сорокаградусная. Там и вправду лечебное средство – крепкое, но целительное. Бальзам на всяких травах, называется “Демидовский”…