— Но…
Потрепав ее по руке, словно ребенка, Саймон добавил:
— Гарри будет тебе отличным мужем, Кассандра. Солидный человек, надежный…
— Тусклый, как вода, в которой мыли посуду. В голосе Саймона послышался гнев.
— Довольно упрямиться, дочка. Ступай и приготовься к приходу гостя. И изволь быть с ним полюбезнее, Кассандра. Не вздумай дерзить и вредничать. — Бог свидетель, стоит ей захотеть, она может быть обворожительной.
Кассандра с преувеличенной кротостью присела в книксене.
— Твое желание — для меня закон, папочка.
— Если бы, — пробормотал Саймон с глубоким вздохом, глядя вслед дочери, выходящей из комнаты. Кассандра — вылитый он. Упрямая, своевольная, всегда поступает по-своему.
Эти свойства сослужили ему добрую службу, позволив превратить Банк и Трест Темплтона в одно из крупнейших финансовых учреждений восточного побережья. Но женщине они ни к чему. Особенно такой умной и красивой, как Кассандра.
Почему Летиция не подарила ему сына? С сыновьями хлопот куда меньше, чем с дочерьми, думал он, наливая в большой бокал добрую порцию виски из хрустального графина. Но после Кассандры Летиция больше не могла иметь детей, и его наследницей стала девочка, слишком умная, не желающая зарабатывать деньги — только тратить.
Он глотнул из бокала, с удовольствием ощущая, как жидкий огонь достигает желудка, и глаза его загорелись. Пусть Кассандра и родилась женщиной, но у женщины могут быть сыновья. А внуков можно обучить банковскому делу, при условии, что дед будет жив, когда ребенок вырастет. Он нахмурился при мысли, что стоит на пороге пятидесятилетия, рассеянно проведя рукой по седеющей каштановой шевелюре.
Все решает время. Он уже не молод. Кассандра должна немедленно выйти замуж и родить ребенка. Он знал, что им движет эгоизм. Но в конце концов Кассандра скажет ему спасибо. Замужем за Гарри и с ребенком на руках Кассандра скажет ему спасибо за то, что он проявил твердость. Он в этом не сомневался.
Единственно, в чем в этот миг не сомневалась Кассандра: у нее нет ни малейшего желания быть женой Гарри Уинслоу. Да лучше уличный попрошайка, чем Гарри.
Она смотрела на своего новоявленного жениха, сидевшего рядом на розовой парчовой софе. Не то чтобы Гарри был не привлекателен. Вовсе нет, даже красив — насколько может быть красив молочный коржик. Она взглянула на рыжевато-каштановые волосы, разделенные посередине пробором, напомаженные и зализанные по обе стороны головы, и с отвращением представила, как ерошит пальцами эту липкую массу.
Губы у него были тонковаты, как и вся фигура. Лицо бледное… даже мучнистое. Почти весь день он проводил в четырех стенах, согнувшись над столом, заваленным бумагами.