Дженни посмотрела на него, склонив голову набок, полуоткрыв пухлые губы, во всём сознании своей прелести.
— Что? — спросила она. — Я тебе ещё нравлюсь? — Она засмеялась коротким, задорным смешком. — Па и ма отправились в Витли-Бэй. Салли достала им бесплатные билеты. Они приедут поздно.
Он резко отвернулся и, подойдя к окну, стал глядеть во двор. Он ничего не ответил на слова Дженни. У Дженни опустились уголки губ. Она не могла не отметить про себя, что Дэвид как-то неуловимо изменился: он стал жёстче, увереннее в себе и сдержаннее, его прежнее мальчишеское упрямство превратилось в твёрдую решительность. Позднее, когда пришли Альфред и Ада, перемена в Дэвиде стала ещё заметнее. Он был очень любезен с ними, но, не смущаясь обиженным видом Ады, категорически объявил, что Дженни и он завтра уезжают к себе домой, на Лам-Лэйн.
И Дженни напрасно надеялась, что ей удастся поколебать его решение. На следующее утро она уехала в Слискэйль поездом в девять сорок пять, а Дэвид отправился на переговоры с Геддоном.
Местное отделение Союза находилось на Радд-стрит, совсем близко от Центрального вокзала, и состояло из двух просто убранных комнат; в первой от входа помещалась канцелярия, где седой человек с лицом в синих оспинах и руками старого шахтёра приводил в порядок картотеку в большом шкафу, а на дверях второй, маленькой, красовалась надпись: «Посторонним вход запрещён». Здесь не было ни линолеума, ни ковра, — просто некрашеный и очень пыльный дощатый пол. На стенах — ничего, кроме двух-трёх таблиц, карты округа и плаката: «На пол не плевать». Когда Том Геддон появился из внутренней комнаты и вынул изо рта свою коротенькую трубку, он тут же и нарушил это правило, хотя собственно нацелился плюнуть в холодный камин.
— Ага, так вы — Фенвик, — сказал он. — Припоминаю. Видел вас на суде, перед войной. Я и отца вашего знал.
Он энергично пожал руку Дэвиду и отстранил протянутое ему рекомендательное письмо.
— Гарри Нэджент писал мне о вас, — пояснил он ворчливо. — Уберите свой конверт: если только в нём нет денег, то он мне не нужен.
Он угрюмо улыбнулся Дэвиду. Том Геддон был суровый человек. Невысокий, чёрный, горячий, с целой копной густых чёрных волос, густыми чёрными бровями и желтоватой нечистой кожей, этот человек поражал своей неукротимой энергией. Вечно он плевался, потел, сыпал проклятиями. Он обладал неистощимой способностью есть, пить, работать и ругаться. Он был прекрасный агитатор, с большим запасом стереотипных фраз и блестящим даром остроумия. Но мозгов природа отпустила ему очень мало, и из-за этого пустякового недостатка сн, разочарованный, вот уже пятнадцать лет, как застрял в слискэйльском отделении Союза. Он знал, что никогда не пойдёт дальше.