— Я хочу им принести какую-нибудь пользу, — рассердился Дэвид.
— Все придёт со временем, — сказал Нэджент. — В настоящий момент мы не можем сделать много, мы топчемся на одном месте. Против нас сплошной стеной идут тори — четыреста девятнадцать членов Палаты против наших ста пятидесяти одного. Что мы можем сделать при таких условиях? Только держаться крепко и выжидать, пока придёт наш черёд. Мне понятно ваше настроение, Дэвид. Вам хочется как-то действовать. А вы не имеете возможности. Хочется покончить с формальностями, с красными шнурами, и голосованием, и всем этим парадом и церемониями. Хочется увидеть какие-то результаты работы… Но потерпите, Дэвид. Не сегодня-завтра у вас будет полная возможность сорваться с цепи.
Дэвид не отвечал и только через некоторое время сказал медленно:
— Меня бесит эта бессмысленная потеря времени. В копях назревает буря. Это за милю всякий увидит. Когда истечёт срок договора, шахтовладельцы начнут наступать единым фронтом, удлинят рабочий день и снизят заработную плату. А мы сидим и предоставляем все естественному течению!
— Они продолжают носиться с мыслью о новой субсидии, — усмехнулся Нэджент. — В 1921 году десять миллионов было ухлопано на субсидию. Потом им пришла в голову гениальная идея — создать комиссию. Очередная выдумка! И раньше, чем комиссия успела доложить о результатах своих расследований, правительство даёт новую субсидию. Затем комиссия опубликовывает свои выводы и высказывается против всяких субсидий. Весьма поучительно! Даже занятно!
— О господи, когда же мы добьёмся национализации?! — сказал Дэвид страстно. — Она — единственный выход.. Что же, мы будем дожидаться, пока её нам поднесут на блюде?
— Мы будем дожидаться рабочего правительства, которое и введёт её, — сказал Нэджент хладнокровно и усмехнулся. — А пока продолжайте заниматься синими книгами и своей сковородкой.
Они опять помолчали. Потом Нэджент продолжал:
— Важно, чтобы люди оставались стойкими. Нас окружает такая чёртова уйма всяких соблазнов и окольных путей, что если не быть очень осторожным — пропадёшь. Ничто так не выявляет слабостей человека, как общественная деятельность. Личные интересы, честолюбие, отвратительный эгоизм и корыстолюбие, — вот где проклятие, Дэви. Возьмите, к примеру, нашего Беббингтона. Вы думаете, он очень печётся о нуждах тех двадцати с лишним тысяч дерхэмских углекопов, которые послали его сюда? Да ему на них решительно наплевать! Он печётся только о себе самом. Если бы вы знали всё то, что знаю я, вас бы это убило. Вот вам другой пример — Чалмерс, Боб Чалмерс пришёл сюда четыре года тому назад настоящим фанатиком, энтузиастом. Он со слезами на глазах клялся мне, что добьётся семичасового рабочего дня для прядильщиков — или умрёт в борьбе за это. И что же? Семичасовой рабочий день до сих пор в Ланкашире не введён, а Боб… Боб не умер. Он живёхонек. Им овладела золотая лихорадка. Связался с компанией Клинтона, добывает нужные им сведения и загребает деньги в Сити. Та же история с Клегхорном. Но этот гонится не за деньгами, а за положением в обществе. Он женился на даме высшего света. И теперь он пропустит какое угодно заседание, чтобы пойти на премьеру в Вест-Энде со своей аристократкой-женой. Я стараюсь быть терпимым, но, уверяю вас, Дэвид, всё это может довести человека до отчаяния. И я тоже не святой, но, видит бог, я человек искренний. Поэтому я от всей души рад, что вы зарылись здесь и стараетесь вести жизнь простую и честную. Не уклоняйтесь с этого пути, голубчик, ради бога, держитесь!