Люди, стоявшие в очереди, проявили живой интерес к этому диалогу, гораздо больший интерес, чем раньше к речи Джека.
Роддэм побагровел.
— Заткни глотку, Риди, или я сведу тебя в участок.
— Я имею такое же право говорить, как и вы, — огрызнулся Джек.
— Ступайте в очередь, — кипятился Роддэм, подталкивая Джека к концу ряда. — Вон туда, в самый конец, живо!
— Незачем мне становиться в хвосте, — кричал Джек, отбиваясь и дёргая головой. — У меня занято место, вон там, рядом с Мэйсером.
— Назад, туда, куда я приказываю, — скомандовал Роддэм. — В самый конец! — и он дал Джеку последний пинок.
Джек обернулся. Грудь его тяжело вздымалась, он смотрел на Роддэма такими глазами, точно готов был его убить.
Но затем вдруг потупился, видимо стараясь овладеть собой, приберегая силы для другого раза. И спокойно заковылял к концу ряда. Вздох пронёсся в толпе зрителей, тихий вздох разочарования. Напряжение ослабло, мысли каждого снова устремились на его личные заботы. Роддэм с официальным видом прохаживался мимо очереди, весьма величественный в своём высоком клеёнчатом кепи, с эффектной бляхой на поясе и цепью. Рабочие стояли и ожидали. Тихо сеял дождик.
Иногда выдавались и сухие дни, но в общем зима была плохая, и стоять в очереди за пособием приходилось большей частью под дождём, часто — под проливным. Раза два в дни выдачи шёл снег. Но безработные всегда были на месте, они вынуждены были стоять здесь и ждать. И Пэг стоял и ждал вместе с другими.
Маленькому Сэму не нравилось, что Пэг стоит в очереди за пособием. Когда Сэм, возвращаясь из школы, проходил мимо Биржи труда, он смотрел в сторону, притворяясь, что не видит Пэга, а Пэг, который при проходе Сэмми острее чувствовал своё унижение, никогда не пытался его окликнуть. Ни Пэг, ни Сэмми никогда не касались в разговоре этого вопроса, тем не менее он глубоко волновал Сэмми. Сэмми во многом чувствовал перемену. Например, Пэг теперь не мог уже давать ему картинки с папиросных коробок, потом он лишился того пенни, которое Пэг по субботам после получки всегда украдкой совал ему. А хуже всего было то, что Пэг больше никогда не водил его на футбольные матчи, хотя безработные платили за вход только три пенса. Да, это, пожалуй, было хуже всего!
Впрочем нет, это вряд ли было самое худшее. Дома их меню становилось всё скуднее и скуднее, и иногда еды было меньше, чем хотелось бы Сэмми. Даже во время большой забастовки было лучше: тогда было лето, а в летнее время голод вдвое легче переносить. Зимой же совсем другое дело. Как-то раз Пэг не выдержал и пропил своё пособие, — и после этого в доме целую неделю не было ни куска пирога. А его мать пекла первоклассные пироги! Всю ту неделю они ели только суп да кашу, кашу да суп, и дед постоянно бранился. Если бы мать не ходила к чужим людям стирать и шить, им и совсем есть было бы нечего. Сэмми хотел бы быть немного постарше, — тогда он стал бы работать и помогать матери. Сэмми был уверен, что, несмотря на плохие времена, он мог бы найти работу: в «Нептуне» всегда требовались мальчики-лифтёры.