Третий звонок был от родителей.
– «Приезжаем на похороны Весты, но долго не задержимся…»
Весты Бриггз больше нет, думала Кейди в тупом отчаянии.
Нет больше грозной повелительницы «Шатлейна». Невероятно! Как будто мир перевернулся с ног на голову.
Долго сидела она так, не в силах заняться делом, глядя в темнеющее пространство гостиной. Сухие глаза саднило. Лучше бы уж слезы!
Ах, Веста, Веста! Она была чем дальше, тем невозможнее и эксцентричнее, но ухитрилась остаться незаурядной личностью. Ее имя знал каждый хоть немного знакомый с миром искусства. Знал ее, завидовал ей – но не любил.
Кейди думала о том, что похороны будут многолюдными, но вряд ли на них будет пролито много слез.
– Так что там у тебя не задалось с последним заданием, папа? – полюбопытствовала Габриэла.
Мак подавил вздох и упорно продолжал созерцание гобелена. Это был во всех отношениях замечательный гобелен: начало восемнадцатого века, один из целой пасторальной серии, изображавший охоту на единорога – то есть нечто, гармонично спаявшее в себе мечту с реальностью. Краски, особенно живые в красной и синей части гаммы, сами по себе были редкостью, если учесть возраст плотной шерстяной основы и шелков вышивки. Полотно бурлило жизнью и энергией, каждый из многих десятков персонажей был индивидуален внешностью, позой, своим занятием. Еще больше поражала своим разнообразием живая природа: тут было все, от оленей до грифонов. А уж что касается растений, детальность их изображения просто ошеломляла.
Серия гобеленов была предоставлена музею частным коллекционером. В числе прочего это редкое событие давало Маку возможность увидеться с дочерью: пообедать вместе и потом побродить по выставке.
Посещение музеев было семейной традицией и страстью. Со своей женой Рейчел Мак познакомился на выставке импрессионистов, на втором курсе колледжа, и большинство их свиданий протекало также в музеях и выставочных залах. С рождением ребенка традиция не прервалась: Габриэла отправилась на свою первую встречу с прекрасным в детском сиденьице за спиной отца. Ей не было тогда и года.
После смерти Рейчел Мак и вовсе с головой окунулся в атмосферу музеев. Вместе с дочерью он посетил несметное число их, ища утешения в предметах искусства, самое существование которых говорило о нетленности человеческой природы, о неизбывности законов бытия.
Позже, когда им обоим, каждому по-своему, пришлось столкнуться с проблемами подросткового периода, Мак сделал очень важное открытие: музеи и галереи могут, пусть ненадолго, примирить между собой два поколения. Там ему удавалось временно отложить терновый венец отца-одиночки. Кто-то водил дочерей на балы, Мак Габриэлу – на выставки. Среди картин, статуй и старинных редкостей им удавалось находить общий язык даже в те моменты, когда больше нигде это было просто невозможно.