Постараюсь сделать это лаконично и упрощенно, не погружаясь в глубины драматургии этого ремесла, рожденного системой катастрофического бескнижья того времени и бдительного идеологического надзора за любой печатной продукцией.
Главное было выйти на «адрес»!
«Адресом» назывались старопетербургские старики и старушки, у которых на чердаках или в их пыльных комнатках, пропахших единым запахом нищей и неопрятной старости, могли сохраниться книги дореволюционных издательств Сойкина, Маркса, братьев Собашниковых, Вольфа, Сытина, издания «Academia» начала эпохи Советской власти, прелестные альбомы Сомова, Добужинского, Чехонина, подборки журналов «Нива», «Аполлон», «Мир искусств»…
Истинную цену своего пожелтевшего от времени богатства старики не знали, в букинистический магазин отнести не могли по причине угасающего здоровья, да и вообще не подозревали, что вся эта рухлядь тех лет, середины пятидесятых, может иметь хоть какую-нибудь материальную ценность.
И вот тут на сцене — перед лицом этих легкомысленных и наивных ребят-старичков — появлялся я.
Плел что-то душещипательное про гигантскую семейную библиотеку, сгинувшую вместе с родителями в тридцать седьмом (что было наглым и бессовестным враньем: мама умерла в блокаду, а папа в то время был еще жив и здоров и проживал в другом городе), про то, как в память своих родителей я поклялся восстановить хотя бы часть нашей довоенной библиотеки, и если, предположим, «Марьванна» или «Иванпалыч» не возражают, я смог бы освободить их от всего этого хлама, из которого мне могут понадобиться всего две-три книжечки, да еще и заплатить им за всю эту кучу сто двадцать… нет! Даже сто пятьдесят рублей из своей жалкой двухсотрублевой студенческой стипендии…
К тому времени, когда я выдавливал из себя эту цифру, я уже знал, что стариковский «хлам» стоит раз в двадцать дороже.
Хозяева этих сокровищ — старушки и старички «из бывших» жалели меня, себя, трусливым шепотом сообщали мне, как «свои — своему», что вот эта самая огромная коммунальная квартира, в которой они сейчас занимают всего лишь одну комнату с окном в темный колодец старопетербургского двора, когда-то вся принадлежала им и была совершенно отдельной…
А потом, растроганные моим фальшиво скромненьким видом «мальчика из хорошей семьи» и собственными воспоминаниями о безвозвратно утраченном прошлом, счастливо соглашались на предложенную мною совершенно жульническую сумму.
Я же, сукин сын и сволочь, чохом запихивал кучу бесценных книг и журналов в заранее принесенные специальные рюкзаки, платил несчастным старикам полтораста рублей и утаскивал эту кипу прямиком в магазин «Старая книга». Или на угол улицы Жуковского и Литейного проспекта, или в любой из трех магазинов на самом Литейном. Там я сдавал это все знакомым приемщикам, те оценивали принесенное мною так, как это было им выгодно, и выписывали мне накладную в кассу. Из общей суммы у меня высчитывали двадцать процентов в доход государства и выдавали мне примерно полторы тысячи процентов от затраченных мной моих жалких средств!