На гол, сквитавший счет, из вежливости, сдержанно, отозвалась лишь западная трибуна.
Скачков уныло посмотрел туда, где за скамейкой запасных ходил Иван Степанович. Опять ошибка, опять просчет! Хотя какой просчет? Просто устал, отнялись ноги, нет дыхания. Перебегал его парнишка, измотал. Иван Степанович, в карманах руки, шагал угрюмо: туда-назад, туда-назад. «Замена будет, нет?» – высматривал Скачков, но тренер не глядел на поле, а все ходил, сутулился – переживал. «Заменили бы, что ли… Легче было б», – подумал Скачков, опять настраиваясь на игру.
Равенство в счете вновь вернуло командам осмотрительность. Да и последний натиск обессилил ленинградцев. Скачков почувствовал свободу, облегчение и стал все чаща посылать мячи Белецкому. В мальчишке клокотали силы, и он, воспользовавшись тем, что Серебрякова с Кудриным держали плотно, персонально, трудился за двоих. Но вот что странно: зачем он так оттягивался к бровке, где задыхающийся Леха своими бесконечными подкатами легко сбивал игру, выбрасывал мяч на аут? Скачков сердился и давал мячи на выход, старался дать как можно лучше, выкладывал «на блюдечке», однако Игорек упрямо устремлялся к краю и там финтил, как вьюн, выматывая жилы из защиты. Ах, вот он для чего! Старательный Белецкий, выманивая к краю игроков, готовил коридор ему для нового броска. «Ну, нет. Куда там… А – хотя!..» И не успел подумать, а уж бежал и рвался, напрягаясь, – опять какой-то взрыв, посыл в движенье, все мысли, силы, тело, все в атаке, в беге, в напряженье, и вот уж мяч почти что доставал, успев заметить впереди ворота, уже нога заныла и окрепла в ожидании удара, как вдруг огонь и чернота в глазах, полет и кувырканье как попало…
Очнулся он, почувствовав лицом прохладу пахнувшей землей травы. Перевернулся на спину, увидел над собой ребят: все лица, лица, лица… Протискался Матвей Матвеич, присел, поместив в коленях объемный свой живот. Но только подхватил ручищами под спину, как вновь поплыли, вздыбились в глазах трибуны и пусто-пусто стало в голове… Потом Скачков увидел сверху еще одну сбежавшуюся группу, там был судья и больше наблюдалось суеты. Он завозился на руках Матвея Матвеича, соображая, что Лехе досталось крепче – его и не пытались поднимать.
– Пусти-ка… – попросил он массажиста, но за руку держался. Попробовал ступить на ногу: можно, потом еще шагнул – и ничего.
– Ну, все, порядок. – И он пошел один, прихрамывая, потирая ногу. Матвей Матвеич наблюдал со стороны: разбегается, нет? Разбегался!
Судья метался, выпроваживал всех посторонних с поля и махал рукой, чтоб подавали мяч. Леху, как он лежал на травке, переложили на носилки, понесли. «Перелом», – решил Скачков, но подойти и извиниться было некогда: пока распрыгался – игра.