Только произнеся эти слова, Поуп понял, что то же самое можно сказать и о нем, и униженно замолчал. В комнате воцарилась неловкая тишина. Джон ногой подталкивал чурбан ближе к огню, Елизавета еще более сосредоточенно склонилась над вышиванием, а Александр залпом допил свой стакан портвейна. В конце концов Джон произнес:
— Мне все равно, что вы сказали о моей дочери, сэр.
Он поднялся и вышел из комнаты. Поуп испуганно последовал за ним.
— Он подумал, что я хочу уподобить ее своей уродливой внешности, — прошептал он и прежде, чем Елизавета успела остановить его, выбежал из комнаты, довольно сильно прихрамывая от расстройства.
Он нашел Джона в Большой Зале, уставившегося в огонь; его большие квадратные плечи сгорбились от гнева на свою судьбу. Окажись на месте Поупа кто-нибудь другой, он бы на какое-то мгновение почувствовал жалость к этому всеми покинутому человеку, но Александр просто тихо пробормотал: «Тиран», а вслух сказал:
— Мистер Уэстон, не уделите ли вы мне одну минуту?
Джон обернулся и подчеркнуто наклонил голову, глядя на молодого человека с голубыми глазами и задранным подбородком, стоящего перед ним подобно пришельцу из рая.
— Да, сэр.
— Я прошу прощения, если вы неверно истолковали мои слова, относящиеся к Мелиор Мэри. Я не хотел никого обидеть.
Джон стиснул зубы.
— Приберегите свои милые разговоры для моей жены, сэр. Изящные фразы и сладкие речи на меня не действуют.
Поуп немного побледнел, но не отступал.
— Вы принимаете мои извинения?
— Нет, не принимаю, мистер Поуп. Мне кажется, вы злоупотребляете моим гостеприимством.
Александр искоса посмотрел на него и произнес:
— Но, мистер Уэстон… Я только выражаю свое восхищение вами и вашей семьей.
— Мне кажется, это относится только к моей жене.
— Помилуйте, что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, мистер Поуп, ваше жалкое извинение — извинение мужчины, которым вы могли бы быть, но, очевидно, налет разврата все же затронул вашу убогую душонку.
Мягкий голос Александра задрожал, но он выговорил эти слова:
— Я бы хотел стоять на одном уровне с вами, чтобы иметь удовольствие ударить вас по лицу.
В ответ Джон три раза дернул за шнурок звонка.
— Уходите немедленно, сэр. И если я услышу что-нибудь об этом деле от вашей замечательной сестры или ее друзей, то не побоюсь сказать им всю правду.
— Какую правду? Что Елизавета мечет перед вами бисер, как перед свиньей? Что вы знаете о ее внутреннем мире столько же, сколько дикарь об изящных манерах? Скажите им вашу правду, мистер Уэстон, но будьте уверены, я обязательно скажу свою!
— Я не слышу твоего писка, жалкая мышь.