Эдер рассмеялась в темноте. Она чувствовала себя не менее сильной, чем он. Вдвоем они удовлетворяли страсть и интеллектуальные запросы друг друга, упивались своей независимостью и понимали один другого, как никто на свете. Для них никогда не кончится вечная игра мужчины и женщины в кошки-мышки. Эта игра была вдохновляющей и опасной, потому что ставки в ней были высоки: эрос, любовь и сверх-я.
Дендре, разумеется, сидела за столиком номер один в цокольном этаже музея Гуггенхайма. Никогда музей не выглядел так великолепно, так оживленно, как в тот вечер, когда общественность чествовала Гидеона Пейленберга ретроспективной выставкой его работ. Потребовалось три года, чтобы организовать выставку, и несколько недель, чтобы установить освещение: подчеркнуть достоинства каждой картины, коллажа, каждой скульптуры. Мягкий, неяркий свет в нескольких дюймах над полом, чтобы можно было ходить, а выше темнота усиливали впечатление. Здесь царила атмосфера гения Пейленберга. Цокольный этаж, где гости вернисажа ужинали и вели непринужденную беседу, был освещен тысячами мерцающих свечей.
Как и требовал протокол, Дендре предупредили о том, что ей предстояло услышать. Государственный департамент и видные представители мира искусства заботились, чтобы официальные мероприятия проходили гладко. Однако когда ее мужа вызвали для получения ордена Почета из рук президента Соединенных Штатов за вклад в американское искусство, Дендре почему-то удивило, что ему нужно встать и идти к круглому помосту. Все присутствующие поднялись и устроили Гидеону долгую овацию. Раздавались топот и крики «браво!». Вдруг в ее сознании возник протест: «Гидеон, этот орден настолько же мой, насколько и твой, тварь ты этакая!» Это было совершенно несовместимо с ролью жены художника и потрясло Дендре.
Откуда этот яростный протест? Правительства многих стран удостоили мастера почестей, тем более не в новинку были блестящие выставки, восторг зрителей и художественной общественности. Однако до этого вечера художник уклонялся от приемов, выражал свое сожаление по поводу невозможности участвовать в очередной церемонии и присылал своего агента Хэвера Сэвиджа получать от его имени всевозможные награды. Дело было не только в том, что Гидеон презирал светскую сторону жизни мира искусства – художник знал себе цену, знал меру своего вклада в современное искусство и считал, что может плодотворнее использовать свои силы и время, нежели очаровывать людей, которые восхваляли его.
Дендре всегда восхищалась этой сдержанностью мужа. Теперь, на этом весьма людном мероприятии, где из рук главы государства Гидеон принимал награду, она чувствовала себя униженной его самомнением, его оглушительным успехом.