— Тогда говори, но не тяни.
Кристоф растерянно захлопал ресницами:
— Ты ошибаешься насчет Райны. Хотя она и пыталась заставить Томаса думать о себе плохо, у девушки — доброе сердце. Райна никому намеренно не причинит зла.
Не слушая брата, Максен шагнул за ширму и приказал слуге принести шлем.
— Саксонская ведьма одурманила тебя, брат, так же, как одурманила Томаса.
— Я не верю этому.
— Ты думаешь, что влюблен в нее?
Кристоф изумленно поднял брови:
— Нет, Максен, — тихо произнес он. — Я считаю ее своей сестрой и никогда не думал о ней как о любовнице или жене.
— Сестра не могла бы обмануть и предать тебя, послав Томаса на смерть.
— Она хотела свободы и больше ничего. Она не знала, что, убегая, ведет его к гибели.
— Значит, ты винишь Томаса?
— Да. Ведь если бы он позволил Райне вернуться к соплеменникам, то остался бы жив.
— Попробуй-ка убедить меня в ее невиновности!
— Он посадил ее в клетку, навязывал свои обычаи, заставлял одеваться, ходить подобно знатной даме, дал ей титул, хотя Райна не хотела этого.
— Томас взял бы ее в жены, — бросил Максен, а ей бы следовало стать наложницей.
Кристоф покачал головой:
— Райна не хотела стать его женой, потому что не любила.
— Любовь, — презрительно хмыкнул Максен. — Какие романтические бредни витают в твоей голове, Кристоф? Почти все браки заключаются без любви. Она не нужна там, где надо примирить враждующие семьи, увеличить состояние и воспитать детей с хорошей родословной, достойных носить гордое имя отца.
— Но этого она не хотела.
— Посмотри, куда ее завела собственная глупость. Еще один брат погиб от рук саксов, а моя жизнь исковеркана.
Опустив руки и сжав их в кулаки, юноша повернулся и, прихрамывая, пошел прочь.
— Это ты — глупец, — бросил он через плечо. — Ты, который мог бы устроить все лучшим образом, но не захотел.
Горькая правда этих слов заставила Максена замолчать. Он посмотрел на уходящего Кристофа и, закрыв глаза, воззвал к Богу, прося совета. Но Господь был глух к его мольбам, а в душе осталась всепоглощающая ненависть к женщине, сорвавшей его замыслы и сломавшей ему жизнь.
Из узкого окна Райна увидела выезжающих из замка рыцарей во главе с Максеном. Человек тридцать были в доспехах и при полном боевом вооружении, а за ними тянулось около семидесяти пеших воинов. Как она могла принимать Максена за монаха? В нем теперь было столько воинственности и мужественности! А монашеский вид — малая толика большого обмана, к которому прибегнул мстительный норманн.
Едут рыцари в Эндердесвольд, чтобы убивать. Всадники, удаляясь, превратились в точки, а Райна по-прежнему не сводила с них глаз. Что она может сделать, чтобы предотвратить резню? Лить слезы? Нет, она не станет плакать о том, что еще не произошло, но, бесспорно, случится: такой человек, как Максен, исполнит свой замысел.