В воздухе летали перья и пух, так и норовившие забраться в нос и в рот. «Фу!» — брезгливо выплюнула она перышко, залетевшее ей в рот.
Смех, грохнувший над ее головой, заставил саксонку вздрогнуть и застыть от ужаса при виде ног, обутых в сапоги. Не юркнуть ли ей в спасительную сень перины? Но это было бы еще смешнее. Оттолкнув от себя перину, виновницу ее позора, девушка встала и взглянула на Максена.
Таким она его еще не видела и не знала. Перед ней стоял человек с искрящимися от веселья глазами, улыбающимся ртом с белоснежными зубами. Оказывается, он умеет от души смеяться. Норманн казался намного моложе, чем обычно. Он был красивее и доступнее. Она откровенно любовалась им, не испытывая в эти минуты никаких других чувств, кроме восхищения. Не такого ли Пендери она ждала и искала, человека, открывшего, наконец, свое лицо, постоянно спрятанное под маской гнева и мести.
Рыцарь перестал смеяться, но глаза по-прежнему искрились весельем.
— Здорово это у вас получилось, Райна Этчевери, — с трудом выдавил он из себя.
Оглядев себя, девушка пришла в ужас — она была вся покрыта пухом и перьями. Ладно. Зато ей все-таки удалось увидеть смеющегося Максена Пендери.
— Я думала, вы уже уехали, и решила перевернуть и выбить вашу перину.
Протянув руку, рыцарь снял с ее волос целую горсть перьев, а она от этого прикосновения замерла в каком-то сладком томлении.
— Я тоже думал, что уехал, — улыбаясь, отвечал он, — но что-то заставило меня вернуться.
— А что именно?
Он провел перышком по ее нежному подбородку и шее, остановился у ключицы:
— Вы.
— Я… не понимаю, — прошептала она, хотя на самом деле все прекрасно поняла.
— Нет, понимаете. Я возвратился, чтобы получить то, в чем так долго отказывал и себе, и вам. — Максен окинул ее страстным взглядом и усмехнулся. — Хотя мне кажется, можно было бы выбрать более подходящее время.
В душе Райны шевельнулась надежда. Неожиданно для самой себя она коснулась его подбородка:
— Мне нравится такой Максен.
Его глаза загорелись, но тут же потемнели.
— В сравнении с чем?
— В сравнении с тем жестоким человеком, который заставил меня поверить, что я стану свидетельницей казни.
Ему захотелось убедить ее, что он вовсе не бессердечный, жестокий хищник.
— Это была проверка, Райна.
Она нахмурилась:
— Проверка?
— Да. Я полагал, что вы перед лицом смерти, грозящей вашим соотечественникам, назовете мне имя убийцы Томаса.
— Я его не знаю.
Норманн кивнул:
— Я это уже понял.
«Разве это не жестокость? — подумала Райна, глядя в его вновь просветлевшие глаза. — Только проверка? Да, проверка, вызвавшая во мне приступ бешеного гнева».