— В таком случае она не желает иметь с тобой ничего общего, — резонно заметил Даффид. — Смирись с этим.
— Чепуха! — огрызнулся Эймиас, вскочив на ноги. — На нее это не похоже. Она не из тех, кто прячет голову в песок. Вот что мне так нравится в ней. В числе прочего, — добавил он, прежде чем снова выйти из кабинета.
— Так мы едем? — спросил Даффид, следуя за ним.
— Нет, — сказал Эймиас, направляясь к лестнице. — Я еду. В Сент-Эджит. Чтобы убедиться, что она получила письмо. Чтобы поговорить с ней и услышать, что она думает по этому поводу, от нее самой. И тогда, возможно, я смирюсь. Но не раньше.
— Никогда не думал, что ты способен отправиться в такую даль ради юбки.
— Не ради юбки. Ради моей будущей жены.
— Ты имеешь в виду дочку Тремеллина, о которой ты рассказывал? — спросил Даффид.
— Нет, его подопечную, — отозвался Эймиас, шагая вверх по лестнице.
— Ту, которую нашли на берегу? — изумился Даффид, глядя ему вслед. — Мне показалось, будто ты сказал, что у нее нет имени.
— Нет, но будет. Мое. Во всяком случае, я на это надеюсь.
— Чтоб я пропал! — воскликнул Даффид. — Должно быть, это и в самом деле незаурядная женщина.
Эймиас не ответил. Он уже скрылся на лестничной площадке.
Эймиас хорошо знал путь. Поэтому на сей раз путешествие было короче, однако к тому времени, когда его лошадь свернула на дорогу, ведущую к дому Тремеллина, ему показалось, что с тех пор, как он уехал из Лондона, прошло невероятно много времени.
Небо было хмурым, дул пронизывающий ветер. Хозяин гостиницы, где Эймиас оставил свои вещи, предупредил его, что надвигается шторм, и посоветовал подождать до утра, пока шквал не выдохнется, прежде чем ехать дальше. Но Эймиас не мог ждать ни минуты, не говоря уже о нескольких часах, и продолжил бы путь даже в разгар урагана.
Добравшись до сторожки, он помедлил, вспоминая последнюю дождливую ночь, проведенную в Сент-Эджите. Затем двинулся дальше. В кармане у него был пистолет, а в животе, казалось, свернулся тугой узел. Но не потому, что он опасался Тремеллина. Эймиас знал, что тот презирает его, и не ожидал с его стороны ничего нового. Гораздо больше его беспокоило, что скажет ему Эмбер, если вообще станет разговаривать с ним. Она может отказаться видеть его, и ее можно понять. Возможно, она получила его письмо и встретит его с распростертыми объятиями. Или, что более вероятно, пощечиной и дверью, захлопнутой перед его носом.
Он не смирится с таким ответом, пока не поговорит с ней, но он последний человек, кто станет винить ее в чем бы то ни было.
Теперь Эймиас понимал, что вел себя непростительно. Впрочем, он понимал это и раньше, но старался не обращать внимания на укоры совести. Ему хватило одного дня вдали от Эмбер, чтобы осознать всю глубину своих чувств. Но потребовалось еще несколько недель, чтобы отказаться от своей мечты. Его новая мечта была ярче, но теперь она казалась еще менее достижимой. Ему нужна только Эмбер. Он должен довести до ее сведения, что готов на любое покаяние, лишь бы завоевать ее сердце.