Николас пожевал губами, пытаясь отыскать то место в своей душе, где гнездилось его бесчувствие.
— Она такая юная. Ей бы жить и жить, долго-долго. Она достойна светских раутов и поклонения кавалеров, а в один прекрасный день — и собственных детей. Господи, как это несправедливо! — воскликнул он. — Я всегда верил, что непреодолимые на первый взгляд преграды всегда можно преодолеть трудом, решимостью и настойчивостью. — Он прищурился, как будто в затянутом тучами небе вдруг ослепительно засияло солнце. — Но сейчас, первый раз за последние годы, я чувствую свое полнейшее бессилие. Я ничем не могу помочь безнадежно больному ребенку.
Элли с глубоким вздохом тоже оперлась спиной о столб напротив Николаса.
— Вы же всего-навсего человек, мистер Дрей… Николас. Вы не можете одолеть все несчастья мира или хотя бы помочь Шарлотте. И пусть в свои двадцать шесть лет я уже хорошо знаю, что жизнь, как правило, скорее трагедия, чем комедия, это все равно несправедливо.
Он повернул голову и настороженно посмотрел на нее:
— По-моему, вы слишком молоды для такого цинизма.
— Вы не хуже меня знаете, что двадцать шесть лет уже не молодость. Вы сами не так давно заявили у меня на кухне, что я чувствительная особа, а отнюдь не циничная. Просто чувствительная и практичная. И мой мир — это мой мир. Мое место в нем уже определено.
— Вот тут вы заблуждаетесь, Элиот Синклер, — покачал головой Николас. — Несмотря на свои сегодняшние чувства, я прекрасно знаю, что любой человек способен добиться чего угодно, была бы цель. И тогда дело лишь за волей и неустанным трудом. Большинство людей просто не хотят перенапрягаться, вот и все. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я не из тех, кто увиливает от работы.
— Еще немного, и вы попытаетесь продать мне панацею от всех бед.
По его красивому, будто высеченному скульптором лицу скользнула печальная улыбка.
— А вы купите?
— И не подумаю, — после продолжительного молчания проговорила Элли и отвела глаза.
— Очень жаль. Я надеялся, что смогу продать вам что угодно и даже повести вас куда угодно.
Элли скользнула по нему взглядом и, оттолкнувшись от столба, 'двинулась было к выходу. Но ее удержала сильная и теплая рука Николасв.
— Не уходите. Извините меня. Не нужно было мне так говорить. Просто я…
Недоговоренная фраза повисла в воздухе. «Что он собирался сказать?» — озадаченно подумала Элли. Суровый, безжалостный человек куда-то исчез, и ей еще труднее стало ненавидеть его. Он смотрел на нее, и в его голубых глазах она неожиданно увидела неприкрытые боль и страдание. Сейчас он выглядел настолько ранимым и незащищенным, что Элли поразилась. Ей в голову не приходило, что этот человек может быть таким. С самого начала она была заинтригована его несгибаемой волей, но эта внутренняя ранимость заставила ее забыть все, о чем следовало бы помнить. Сердце сжалось от непонятного чувства. Возможно, это была паника, а может быть, и что-то еще. Он обнял ее за плечи. — Николас?-неуверенным голосом проговорила Элли.