Август 1889 года
Бремя одиночества. Порой невыносимое. Иногда неприметное. Глубокий след, что остался от немыслимо далеких дней, наполненных солнцем и смехом. Воспоминания, как призывная песня сирены, манили в опасные глубины прошлого. Возвращаться туда ему вовсе не хотелось.
Он глубоко вздохнул и провел сильной, по-мужски красивой рукой по темным волосам. Прищурился от бившего в голубые бездонные глаза солнечного утреннего света, что вольно лился в окно. Должно быть, вечный танец золотисто вспыхивающих в солнечных лучах пылинок и вызвал из небытия эти, казалось, давно и надежно забытые воспоминания.
Но, может быть, сказал он себе, дело просто в том, что конец лета застал его в Нью-Йорке. Худшее для него время года, по крайней мере в последние три года.
— Сэр? Что-нибудь не так?
Он мысленно приказал себе вернуться в свою контору на Пятой авеню и отвернулся от окна:
— Нет, все в порядке, Генри. Так на чем мы остановились?
— На вандервеерском договоре, сэр, — быстро отозвался его помощник.
От этого договора по меньшей мере ближайшие пять лет будут зависеть доходы его компании. Он взял в руки документ, им же самим составленный несколько дней назад, и придирчиво, строка за строкой, перечитал его. Потом положил на стол и уверенно поставил под ним размашистую подпись — Николас Дрейк.
— Очень хорошо, сэр. Сегодня же утром я отправлю его с посыльным. — Помощник положил перед Николасом еще несколько листков: — Список дел на сегодня, сэр. — Генри скользнул взглядом по листку у себя в руке. — В девять утра у вас назначена встреча с Мейнардом Гибсоном. Он уже здесь, как всегда, вовремя. А в десять…
Голос помощника отодвинулся куда-то далеко-далеко и превратился в монотонное неразборчивое бормотание. Перед глазами Николаса встала яркая картина дождя. Как будто все вокруг задернули ниспадающей складками прозрачной завесой. И ее словно фарфоровое лицо. Он ласково обхватывает ее облепленную мокрыми светлыми волосами голову и притягивает к себе. Ее пухлые алые губы чуть приоткрываются. В те далекие дни первых весенних ливней он любовался ее распахнутыми темно-зелеными глазами. Взгляд у нее изумленный, но полный ожидания, надежды и желания. Он склоняется к ней и легонько прихватывает зубами ее верхнюю губу, мягко втягивает в рот и чувствует, как приподнялись бутончики ее сосков под насквозь вымокшей тоненькой блузкой.
— …К счастью, вы выступаете после мэра, а многоречивость его нам хорошо известна. Я уверен, что вы не опоздаете, если выйдете из конторы около половины первого. Вы возвращаетесь к трем для встречи с делегацией Женской лиги, — монотонно продолжал Генри. — Они просили два часа, я дал согласие на один час. Похоже, будут просить денег.
