— Почему? — прошептала она, когда их губы слились. — Почему вы потом поцеловали меня снова?
На этот вопрос ей давно хотелось получить ответ.
— Во второй раз? — Его дыхание обжигало ей губы. — Я поцеловал вас во второй раз потому, что хотел… насладиться вами.
И он сделал это сейчас. Его губы были холодными, твердыми, опытными. Она знала, что должна сопротивляться, вырываться… но вместо этого колебалась, боясь перешагнуть невидимую грань, затем что-то внутри ее сломалось — и она сдалась. Он почувствовал это. Его руки сомкнулись у нее на талии, и он приподнял ее над полом. Его губы затвердели, поцелуй стал более требовательным.
И она упала, в его объятия, покорившись…
Почему она стала отвечать на его поцелуи, Хелена не знала, но с удовольствием льнула к его сильному телу, отдавала себя его требовательным ласкам, и это было сродни сумасшествию; и это сумасшествие сводило ее с ума.
Когда он языком раздвинул ей губы, она подчинилась, он вдохнул в себя ее дыхание, втянул в себя ее губы, затем отдал ей свои. Он был дерзким — откровенно сексуально вызывающим; ее сознание ускользало, когда она пыталась проанализировать одно открытие, но за ним немедленно следовало другое.
Чистое сумасшествие! Ее кожа горела, грудь распирало, дыхание было прерывистым. Ее тело сделалось живым, настолько живым, каким никогда не было прежде.
Ей хотелось большего. Ее пальцы вцепились в рукава его рубашки. Его объятие было крепким, поцелуй глубоким.
Никогда прежде у него не было такого сильного желания обладать. Себастьян думал, что давно обуздал все свои порывы, но сейчас желание было таким сильным, словно он испытывал голод, а она была такой роскошной, такой щедрой и отвечала всем требованиям его вкуса.
Никогда прежде он не жаждал познать вкус невинности, но ее невинность была совсем другой — такой наивной и очень сексуальной, и она захватила его. Свела с ума, опьянила, как наркотик. Он помнил ее все эти семь лет и никогда не забывал своего обещания, скрытого в том поцелуе.
Только опыт, долгий, с трудом завоеванный, позволил ему умерить пыл, и он смог обуздать себя.
Правда, было уже поздно: он зашел дальше, чем намеревался, соблазнившись ее губами, удивленный своей жаждой страсти. Наверно, ее губы уже опухли от его поцелуев.
Себастьян прервал поцелуй, едва сдерживая себя, чтобы снова не завладеть ее губами. Припав лбом к ее лбу, он выжидал, прислушиваясь к ее дыханию — тихому снаружи и учащенному внутри, потом с трудом заставил себя опустить ее на пол.
Ее веки затрепетали, и она открыла глаза. Он отступил, чтобы увидеть смущение на ее лице, робкое приглашение в глазах.