Себастьян слушал ее молча. Ее злость разгоралась в почти видимое пламя. Она отпустила поводья и понеслась, закусив удила. Ее взгляд прожигал его насквозь.
— Мной управляли так полжизни, полжизни так манипулировали! Я больше не желаю этого терпеть. В вашем случае, как и в случае с моим опекуном, манипулировать другими — особенно женщинами — это часть вашей натуры. Это ваше естественное состояние, и вы не в силах его изменить. И последним человеком на земле, которого я буду рассматривать как кандидата в мужья, будет мужчина с таким характером. Она бросила в него запиской, непроизвольно он поймал ее. — И впредь не смейте посылать мне подобных вызовов! — Ее голос дрожал от злости и возмущения, она никак не могла успокоиться. — Я не желаю ни слышать, ни видеть вас снова, ваша светлость!
Резко развернувшись, Хелена направилась к двери. Себастьян наблюдал, как она открыла ее, вышла, и дверь за ней закрылась.
Он посмотрел на свою записку, развернул ее, разгладил. Перечитал. Затем смял и щелчком отправил в огонь. Пламя мгновенно поглотило ее.
Себастьян повернулся и зашагал к двери.
Ночью начался дождь и продолжался до самого рассвета, ровный неослабевающий ливень, заливший водой улицы и сделавший небо свинцово-серым.
Себастьян провел утро дома, занимаясь делами поместья, затем отправился в «Уайтс» на ленч и немного поболтать. Но беседа была такой же серой, как и погода, и во второй половине дня он вернулся на Гросвенор-сквер.
— Что-нибудь желаете, милорд? — спросил Уэбстер, его дворецкий, стряхивая с плаща воду и передавая его лакею.
— Нет. — Себастьян направился в библиотеку. — Если кто-нибудь зайдет, скажи, что я приказал меня не беспокоить.
— Да, ваша светлость.
Лакей открыл для него дверь. Себастьян перешагнул через порог и остановился. Дверь закрылась за ним. Он поморщился и направился к буфету.
Наконец, держа в руке графин с янтарной жидкостью и бокал, он опустился в кожаное кресло перед камином и протянул промокшие ботинки к огню. Он глотнул бренди, надеясь, что алкоголь и огонь согреют его и уймут дрожь, причиной которой была вовсе не погода.
Хелена — что ему теперь с ней делать?
Он был согласен со всем, в чем она обвиняла его; к сожалению, все, что она говорила, было правдой. Он не мог отрицать этого. Не стоит притворяться, будто умелая манипуляция людьми не лежала в основе власти его предков и такие люди, как он — бывшие воины-завоеватели, — использовали это средство теперь, на рубеже двадцатого столетия. Если предоставить людям возможность, большинство из них предпочло бы покорно подчиниться ему, нежели встретиться с ним лицом к лицу на поле брани.