Внезапно на моем запястье сомкнулись сильные загорелые пальцы.
— О Боже милостивый! Он получил записку, которую она ему оставила?
— Нет.
Я услышал глубокий вздох.
— Это могло его доконать. Только это могло толкнуть его на самоубийство. По-моему, я достаточно хорошо его знаю. Я знаю, как много значила Джан для несчастного здоровенного славного парня.
— Даже это его не толкнуло бы, Конни. По крайней мере, не на такой способ. Его убили. Но нам придется скушать легенду о самоубийстве. Нам всем. Мы должны вести себя так, словно верим.
— Зачем?
— Как вы думаете?
— Я думаю, ни к чему пользоваться любительским талантом, если можно нанять профессионалов.
— На этот счет можете не беспокоиться, миссис.
— Обсудим после того, как сообщим прискорбные известия. — Она снова резко нагнулась к машине:
— Эй, девушка! Вы дрожите? Скулите, сопите и так далее?
— Позаботьтесь о себе, леди.
Конни выпрямилась, запрокинула голову, и послышался отрывистый невеселый смешок.
— Похоже, вы оба что надо. — Она сдвинула вперед мое сиденье, пробралась на заднее, шурша брошенной на пол оберточной бумагой. — Поехали, Макги. Свет на воротах выключается в доме.
Я не был готов ни к тому, что пришлось ехать полмили, ни к виду дома, огромного, длинного, низкого, с эффектными линиями крыши, напоминающими об отелях типа «Холидей», построенных Фрэнком Ллойдом Райтом[14]. Конни посоветовала оставить машину за углом.
— Я попрошу своих помощников позаботиться о машине и загнать ее в гараж. Вам одну спальню или две?
— Две, пожалуйста, — попросила Пусс.
— Хорошо, что топочущее стадо угомонилось. Трое ребятишек Джан и двое моих. — Она взглянула на звезды, мы расправили плечи и пошли обрушивать на Джанин небо, навсегда менять ее мир и душу.
* * *
В половине второго ночи Пусс, зевая, медленно вышла в большую гостиную. Мы с Конни давно сидели в темных кожаных креслах перед толстым сосновым поленом, которое слабо потрескивало в огромном камине из белого ракушечника. Наговорились мы достаточно.
— По-моему, до позднего утра с ней все будет в порядке, — объявила Пусс.
— Мария на всякий случай посидит рядом.
— Она там, Конни. Если Джан проснется, Мария нас разбудит. Только вряд ли.
Пусс направилась к небольшому бару в углу, бросила в невысокий широкий стакан два кубика льда, плеснула бренди, подошла, пододвинула ближе ко мне скамеечку и села, прислонившись головой к моему колену. Зевнула еще раз и продолжала:
— Все старалась быть чертовски храброй. Не хотела разрядиться, никак не хотела, а потом все-таки поплакала. И это самое лучшее. Вы уже всех обзвонили, Конни?