Двери были закрыты не плотно, и прежде чем войти, она заглянула в щель, но увидела только край кровати и услышала тихий плач.
«Бедный Гарольд», – подумала она.
Прикрыв глаза, наклонив голову, Адель осторожно открыла дверь и вошла. Мужчина, сидевший у кровати опустив голову на руки старой больной женщины, был не Гарольд. Это был Дамьен.
У нее болезненно сжалось сердце, и она прижала руку к груди, как будто пытаясь помочь своему сердцу.
Вероятно, он почувствовал ее присутствие, потому что повернулся и посмотрел на нее. В его глазах видно было безысходное отчаяние и одновременно невероятное удивление.
Ей с трудом удалось проглотить ком, подступивший к горлу. Дамьен, героический черный рыцарь, кто с мечом в руке мог поразить любого врага, наглец, умевший соблазнить любую приглянувшуюся ему женщину... Он просто плакал.
Дамьен поднялся со стула, подошел к ней и несколько секунд молча смотрел ей в глаза. Потом он мягко и нежно заключил ее в свои объятия. Адель удивленно вздрогнула и только в этот момент осознала, как безумно ей хотелось прикоснуться к нему, хотя она понимала, что этого делать ни в коем случае нельзя.
Постояв так несколько мгновений, он прижал губы к ее шее. Она позволила ему это сделать, вспомнив все те моменты, когда он утешал и успокаивал ее. Но когда он взял ее лицо обеими руками и перевел взгляд на ее губы, стало ясно, что речь идет совсем не об утешении. Это служило просто извинением, оправданием того, что ей самой хотелось получить от него. Наслаждение. Близость.
Воодушевленная тем, что он ее обнимал, будучи в восторге просто от того, что она его видела, она не хотела прислушиваться к слабому голосу разума, который предупреждал ее, что в любую минуту в комнату могут войти и обнаружить их неотрывно глядящими друг другу в глаза, как настоящие любовники. Или что Кэтрин может открыть глаза и увидеть, как они себя вели, какое предательство совершали, поскольку Адель все еще была невестой Гарольда.
Но если быть честной, То следовало признать, что, несмотря на стыд и смущение, которые она ощущала, все это уже не имело для нее, ни малейшего значения. В тот момент, когда он прижимал ее к себе и помимо своей воли показывал, что она нужна ему, ничего больше не волновало ее.
Потом он закрыл глаза и отпустил ее.
– Боже, простите меня.
– Ради Бога, не надо извиняться, – сказала она, покачав головой.
Несколько секунд он молчал, затем тихим голосом, почти шепотом спросил:
– Что вы здесь делаете?
– Я узнала о болезни Кэтрин. – Оба они посмотрели на старую женщину. – Как она теперь?