Англия. 1816 год
Элегантный дорожный экипаж подпрыгивал и неуклюже трясся на ухабах проселочной дороги, и измученная долгим томительным путешествием леди Энн Джилберт, нетерпеливо вздохнув, прислонилась щекой к плечу мужа:
— Еще целый час езды, не меньше, а неизвестность просто терзает меня! Хотелось бы поскорее увидеть, какой стала Уитни теперь, когда выросла и повзрослела!
Леди Энн снова вздохнула и надолго замолчала, рассеянно глядя из окна кареты на луга и поля, заросшие высокой сочной травой, среди которой ярко пестрели розовая наперстянка и солнечно-желтые лютики. Подумать только, она не видела свою племянницу Уитни почти одиннадцать лет! Кто может знать, как изменилась она за это время!
— Она наверняка такая же хорошенькая, как и ее мать. И унаследовала материнскую улыбку, доброту и мягкость, милый покладистый нрав…
Лорд Эдвард Джилберт метнул на жену скептический взгляд.
— Покладистый нрав? — с веселым недоверием осведомился он. — По-моему, ее отец упоминал вовсе не об этом, скорее наоборот…
Как опытный дипломат, атташе британского консульства в Париже, лорд Джилберт был непревзойденным мастером намеков, недомолвок, уверток, иносказаний, отговорок и интриг, но в личной жизни предпочитал бодрящую альтернативу резковатой прямоты и поэтому всегда резал правду в глаза, какой бы неприятной она ни была.
— Позволь освежить твою память, — сказал он, порывшись в карманах и извлекая оттуда письмо от отца Уитни. Лорд насадил на нос очки и, с мрачной решимостью проигнорировав гримасу леди Энн, начал читать:
«Манеры Уитни поистине ужасны, поведение невыносимо. Она своевольный сорванец, приводящий в отчаяние всех знакомых. Сколько раз она ставила меня в неловкое положение! Умоляю вас взять ее с собой в Париж в надежде, что, может, вы сумеете добиться большего успеха в воспитании этой дерзкой упрямой девчонки, чем я».
— Ну? Можешь ты показать место, где говорится о ее «милом нраве»? — хмыкнул Эдвард. Жена наградила его раздраженным взглядом.
— Мартин Стоун — холодный бесчувственный человек, и, будь Уитни святой, он все равно нашел бы к чему придраться! Вспомни, как он кричал на нее и отослал в спальню в день похорон моей сестры!
Эдвард, заметив вздернутый подбородок леди Энн, примирительно обнял ее за плечи.
— Мне тоже не по душе этот человек, но ты должна признать, что, когда теряешь молодую жену, безвременно ушедшую из жизни, и собственная дочь обвиняет тебя перед пятьюдесятью собравшимися в том, что ты запер маму в ящик, боясь, как бы она не сбежала, все это крайне неприятно и отнюдь не способствует улучшению его характера.