поступить так означало бы принести в жертву свою душу.
— Эйслинг, если ты так озабочена судьбами нашего потомства, то почему сама не нашла себе мужа? Не потому ли, что никому из народа Сидхе не нужны ни ты, ни твой острый язычок?
Эйслинг нервно вертела в пальцах кулон — древний золотой медальон, в который был вставлен изумрудный птичий глаз, подмигивающий в мерцающем пламени.
— Поосторожнее, Сиара!
— Чем ты можешь навредить — заполнить мою постель лягушками, как сделала в мою брачную ночь?
Эйслинг улыбнулась:
— Например.
— Зачем ты…
Коннор, утомленный спором, зевнул. Один взмах руки — и обе женщины поплыли вверх, к толстым балкам потолка, и их одежды колыхались, подобно алым и эбеновым, изумрудным и золотистым крыльям бабочек, взмывающих от земли.
— Коннор! — воскликнули они хором. Коннор поднял глаза на женщин, паривших в трех футах над полом. Черные волосы его матери и светлые Эйслинг различались как полночь и ясный день, но все же у обеих женщин было много общего — изящество фигуры, кожа, нежная и гладкая, как кожа ребенка; время почти не имело власти над его народом. Обе женщины парили в центре зала, как два ангела, и их серебристо-голубые глаза блестели гневом.
— Спусти нас на пол, мальчишка! — кричала Сиара.
— Кажется, мне снова удалось привлечь ваше внимание, — Коннор прижал друг к другу кончики пальцев, улыбаясь женщинам. — Я понимаю, что моя судьба далеко не так важна, как спор тридцатилетней давности. Но я надеялся, что вы могли бы помочь мне понять то, что меня волнует.
Женщины переглянулись; чувство вины остудило их гнев. Они собрались сегодня, чтобы разгадать смысл сновидений, преследующих Коннора с самого детства.
— Он прав! — Сиара процедила эти слова, Как скряга, отсчитывающий монеты.
— Я никогда не отворачивалась от племянника, когда Коннору была нужна моя помощь, — заявила Эйслинг, перебрасывая через плечо целую прядь своих длинных золотистых волос, и они зашуршали по алому шелку платья. — Я передавала ему древние знания, пока ты развлекалась тем, что играла в жену смертного.
Сиара скрестила руки на груди. На золотом шитье ее широких изумрудно-зеленых рукавов мерцали отблески огня.
— Я благодарна за то, что ты тратила время на моего сына, но если ты думаешь, что я стану…
Коннор взмахнул рукой. Женщины еще выше поднялись над полом.
— Хорошо, хорошо! — крикнула Сиара.
— Коннор, хватит!
— Обещаете примерно себя вести? — спросил Коннор, остановив их в футе от потолочных балок.
— Да! — воскликнули женщины хором. Коннор щелкнул пальцами, и обе женщины опустились в вихре изумрудного и алого шелка на тростник, покрывающий пол.