— Они говорили, что, может быть, зрение вернется к ней со временем, но едва ли. Но с тех пор прошло столько лет, и я сомневаюсь, чтобы это когда-нибудь произошло.
— Она счастлива, хотя и лишена зрения.
— Да. — Коннор улыбнулся, взглянув на Лауру. — Ее тепло тронуло меня.
«Как его тепло тронуло мою душу», — подумала Лаура и вздрогнула, поняв это.
Она шла рядом с Коннором, и снег скрипел у нее под ногами. Вязы поднимали изогнутые ветви, образующие серебристый полог над их головами. Они были единственными людьми в парке, единственными людьми в этом сверкающем мире ceрeбpa и белизны. И почему-то — хотя она не хотела понимать, почему — ей казалось правильным, что она здесь, с ним. В сущности он провел с ней большую часть ее жизни.
— Когда я был ребенком, мы с братьями строили снежные крепости. Мы разделялись на армии и проводили великие сражения.
Холодный ветерок взъерошил его черные волосы.
— Наверно, маленькие викинги должны учиться воевать.
— Нет, просто все дети любят играть в снегу.
— Неужели? — Лаура отвернулась от Коннора, чувствуя, как в ней зашевелились воспоминания, принося с собой холодок, как будто с какого-то мрачного, пустого места у нее в душе сбросили покрывало.
— Разве ты не любила играть в снегу? — удивился Коннор.
«Как ты можешь играть в снегу!» — эхом отдавались в ее памяти слова, произнесенные в такое же утро, после сильного снегопада, когда Лауре было шесть лет. Сад позади ее дома был таким красивым, как будто солнце разбросало бриллианты по снегу. Надев пальто, перчатки и ботинки, она выскользнула из дома, чтобы поиграть на поле сверкающих алмазов.
Лаура вспомнила колючий холодок на щеках, когда она бросала пригоршни снега к солнцу, глядя, как он осыпается на нее дождем бриллиантов. Затем за ней пришел Ридли. Она вспоминала печаль его темных глаз, когда он вел ее в комнату матери.
«О чем ты думаешь, глупый ребенок? — отчитывала ее мать. — Ты хочешь заболеть? Ты хочешь притащить в дом заразу? Ты когда-нибудь убьешь меня своим безрассудством».
Лаура глубоко вздохнула, втянув в себя едкий запах горящего дерева и угля, который дымом поднимался из сотен труб, почувствовав такой же острый укол вины, как и в то далекое утро. Она обещала матери, что больше никогда не будет играть в снегу. И она сдержала обещание.
— Лаура! — Коннор дотронулся до ее руки.
Она повернулась к нему.
— Что?
Коннор улыбнулся, слегка изогнув губы, как будто он мог прочесть каждую ее мысль.
— Ты любила ребенком играть в снегу? Она отвела взгляд.
— Нет, играть в снегу для меня не представляло никакого интереса.