Я набрала на клавиатуре «Алена», в окне на экране возникли звездочки. Нажав на «ОК», я отправила свой пароль в долгую память компьютера. После чего взялась за свои записки. Не надеясь на то, что когда-нибудь увижу свои рукописные дневники, я начала все сначала: «Я родилась красивой, но бог знает где. В ужасной дыре, которая называлась „Рабочий поселок“.
Я сделала удивительное открытие: если начинаешь писать, наперед зная, что произойдет дальше, к тебе приходят другие слова, иное понимание событий, новый взгляд на детали. Теперь мне казалось очевидным, что именно моя первая встреча с Вадимом, когда я смотрела на него издалека, стоя на улице дачного поселка, определила дальнейший ход событий. Он уже тогда понравился мне. Но влияние на меня Алены, мое ожидание встречи с ней были слишком сильны, я не видела, не понимала подсказок судьбы. Так же, как не поняла истинной подоплеки своей тяги к Феликсу: причина была лишь в том, что меня и Феликса объединял Вадим…
Вадим появлялся лишь вечерами — у меня было немало времени для работы. Я быстро и с удовольствием восстановила свои записи, а затем продолжила их.
Раз в неделю я встречалась с Феликсом. Обычно это происходило на следующий день после выходного дня Зины. Мы сидели в «Цитрусе», и я с жадностью слушала новости о жизни в доме Алены. Далеко не вся информация казалась мне заслуживающей внимания, но по опыту восстановленных дневников я уже знала, что невозможно угадать наперед, что на самом деле важно, а что — нет. И, на всякий случай, записывала все, что узнавала от Феликса.
Вадим все реже бывал дома, приезжал все позднее. Уложив детей спать, Алена дожидалась его, чтобы разделить с ним ужин, разогретый в микроволновой печи. Но он все чаще отказывался от ужина, ссылаясь на то, что перекусил в городе.
Алена молчала, не задавала никаких вопросов — во всяком случае, Зина не слышала, чтобы хозяева выясняли отношения. По ее словам, в доме возникло напряжение. Оно исходило от Алены и было скорее не напряжением, а загнанным глубоко в себя страхом. Алена словно оцепенела. Она оставалась такой же ровной и спокойной внешне. Не повышала голоса. Но это была уже не та Алена.
Однажды после очередного вечернего звонка Вадима она вошла в кухню и, постояв молча, рассеянно глядя на Зину, сказала:
— Вы можете достать ужин Вадима Григорьевича из микроволновки. Он будет поздно.
Зина молча выполнила указание и, оглянувшись, обнаружила, что Алена по-прежнему стоит в дверях, глядя прямо перед собой и никуда конкретно.
— Зина, — словно очнувшись, проговорила Алена. — Хотите коньяку?