Я родилась красивой, но бог знает где. В ужасной дыре, которая называлась «Рабочий поселок». От нас до Москвы — три с половиной часа — сначала автобусом, потом на электричке. Вроде бы близко, но мало кто из местных съездил в столицу больше двух раз в жизни… Не до того было. Огороды. Грязь в межсезонье. Летом — особенно в жару — тишина. И лень. Лень все: ходить, сидеть, даже руку поднять…
Я была как все. Закончила школу, как все. Как все, вышла замуж. Его звали Серега. Он был красивый парень, но совершенный балбес, повернутый на мотоциклах. Собирал по округе старые, ржавые аппараты, возился с ними в своем гараже, как врач-реаниматор с безнадежно больными. Когда он выезжал на очередном спасенном мотоцикле, был праздник. Поначалу мне это нравилось, и было что-то романтичное в наших поездках по шоссе. Я вопила от страха и восторга, всем телом прижималась к Сереге. Поездки обычно заканчивались в поле, заросшем высокой густой травой. А спасенный Серегой мотоцикл ждал нас у обочины. Но потом у нас родился маленький Сережка, и страсть его отца к мотоциклам, постоянное сидение в гараже, устойчивый запах бензина, — все это стало раздражать меня. Из своей жалкой зарплат ты слесаря Серега приносил в дом рублей пятьдесят, не больше. Кормились мы с огорода. Еще я работала в библиотеке в райцентре. Вот и все. Иногда я просыпалась ночью, подходила к зеркалу и, в полутьме вглядываясь в свое отражение, спрашивала: что у меня впереди?.. Мне двадцать пять, и я все еще красива, но здесь — в этой ужасной дыре — что у меня впереди?! Огород, муж, ребенок, которому не на что купить шоколадку, обветренная кожа, потускневший взгляд, два платья, одно выходное…
В нашем поселке никогда ничего не происходило. И все, родившиеся в нем, так и не дождавшись чуда, заканчивали свой путь на одном и том же кладбище в райцентре. За всю историю нашего населенного пункта лишь один человек сумел вырваться из замкнутого круга. Это была простая поселковая девица — Алена. Она имела внешность самую обыкновенную, была тиха и незаметна, как мышь. Отсиживалась на крылечке, пока ее мать-алкашка, баба Валя, принимала шумные компании. Когда-то баба Валя была стюардессой, но после того, как погиб ее муж-летчик, запила, бросила городскую квартиру и приехала в наш поселок — как она говорила, доживать. Но и допивать, конечно. Трезвой ее никто никогда не видел. Она бродила по поселку, иногда по райцентру. Вооружившись театральным биноклем и палкой с длинным гвоздем, подбирала бычки, потом крутила из остатков табака козьи ножки, курила их, стоя на крылечке и кутаясь в старую меховую горжетку, оставшуюся от прежней жизни.
