Растопить лед отчуждения не сумели прирожденное ее дружелюбие и добросердечность. К тому же яркая, броская красота девочки не располагала к Чине и содержательницу семинарии Оливию Крэншау, придерживающуюся строгих викторианских правил, имевшую характер ограниченный и педантичный, чрезмерно щепетильную в вопросах морали и полностью лишенную чувства юмора. Правившая своими подопечными в мрачной уверенности, что следует подавлять любые проявления возвышенных, не предусмотренных регламентами чувств, она яростно ополчилась на это странное маленькое существо с буйными рыжими волосами и неземными зелеными глазами. Взращенная любящим, хотя и не осознавшим в должной мере свою ответственность отцом, который не видел ничего дурного в том, чтобы учить дочь плавать и стрелять, ходить босиком и даже ругаться на разных языках, начиная от греческого и кончая китайским, и при этом забывал о других, куда более важных знаниях, Чина оказалась трудновоспитуемым ребенком, однако Оливия Крэншау, продемонстрировав исключительную настойчивость, все же победила в конце концов.
Чине часами приходилось вызубривать до изнурения уроки в душных классных комнатах, тогда как другим девочкам разрешалось в это время гулять в живописных окрестностях семинарии. В результате в свои двенадцать лет она познала на собственном опыте гнет жесточайшей дисциплины и испытывала постоянную горечь от сознания того, что в направленных на нее глазах главной попечительницы леди Крэншау сквозит неизменно одно недовольство. Столь дорогие для нее памятные вещицы, привезенные с собой из дома, – причудливые морские раковины, собранные ею на берегу рано поутру в самый день отъезда, нитка коралловых бус, подаренная ей старым учителем Тан Ри как амулет, призванный защитить девочку от злых духов, – были все до единого безжалостно отобраны у нее с обещанием вернуть их после того, как ее успеваемость и проявляемое ею прилежание заслужат хотя бы оценки «удовлетворительно». Легкие свободные платья из шелка, с которыми прибыла она в Англию, выглядели в глазах воспитательницы шокирующими добропорядочную публику варварскими одеяниями и посему также были насильственно изъяты у Чины, коей предписывалось отныне носить в обязательном порядке сковывавшие движения панталоны, передники и нижнее белье, вызывавшее невыносимый зуд и болезненные покраснения на коже.
Приведенная в ужас тем фактом, что девушка не видела ничего дурного в том, чтобы иногда, когда в жаркое время года температура воздуха поднималась достаточно высоко, снять с ног туфли или закатать рукава платья, миссис Крэншау строго проследила за тем, чтобы гардероб Чины был полностью обновлен и теперь состоял лишь из платьев исключительно закрытого покроя и с высокими воротниками. Данную одежду надлежало застегивать на все пуговицы, а кожаные ботинки – туго зашнуровывать, поскольку впредь ей строжайше возбранялось ходить босиком. Пышные золотые волосы, которые Чина обычно заплетала в косы, если только не позволяла им ниспадать свободной волной вниз, до самых бедер, были собраны с помощью бесчисленных шпилек в шиньон, слишком тяжелый для ее тоненькой шеи. От подобной прически у нее начались головные боли, лицо побледнело, и она стала уставать, однако миссис Крэншау поздравила саму себя с успехом, ибо ей показалось, что она сумела наконец превратить эту беспокойную, доставлявшую столько неудобств язычницу в образцовый пример викторианской скромности и аккуратности.