Может, он и не имеет в виду ничего страшного, думала она, хватаясь за последнюю надежду, словно за соломинку. Может, он просто хочет убедиться, что она в безопасности, время ведь позднее. Но тогда почему он не разрешил ей позвать горничную?
Тем временем они достигли уже верхнего этажа, и, к ее ужасу, в спальню из коридора вела первая же дверь. Джулиана судорожно искала какой-нибудь предлог, чтобы оттянуть время, но Воган уже распахнул створки двери и, положив руку на спину жены, легко подтолкнул ее вперед.
С пересохшим от волнения горлом она оглядела комнату. Судя по обстановке, это была чисто мужская спальня. Темное дерево, роскошные портьеры из синего бархата и такие же драпировки на кровати… Она чувствовала себя посторонней, случайно забредшей в чужой дом. В изножье кровати Джулиана заметила пару начищенных до блеска сапог и замерла, только теперь осознав в полной мере, во что себя вовлекла.
Она резко обернулась и посмотрела на мужа. Он вошел следом за ней и теперь запирал дверь ключом, закрепленным на шейной цепочке. Сердце ее гулко застучало. Либо вопреки всем заверениям он собирается из-бить ее, либо предъявить свои супружеские права на нее. Джулиана могла поклясться, что не порку задумал ее супруг. Слишком уж красноречивыми были взгляды, которые он бросал на нее, словно голодный на сочную, аппетитную курицу.
Она содрогнулась, увидев, как он ослабляет галстук, снимает его и бросает на кресло. Вот он сел и снял сапоги. Точно, он собрался переспать с нею. Этой же ночью. Немедленно.
Было ли это наказанием за те колкости, которые она позволила себе в разговоре? Или же он с самого начала так все задумал? Он что, воображает, будто она с легкостью уступит ему, словно и не было долгих шести лет? Забившись в угол, она с тревогой осмотрелась по сторонам. Не было выхода, не было спасения. Но ведь не станет же он силой брать женщину против ее воли? Неужели он мог так измениться!
Видимо, желая продлить ее страдания, Воган встал и подошел к столу, на котором стоял графин с кроваво-красной жидкостью, и неторопливым точным движением наполнил два бокала.
— Вина? — спросил он, поворачиваясь к Джулиане.
Она только отрицательно покачала головой. Бокала ей ни за что не удержать, слишком уж трясутся руки. Джулиане не хотелось, чтобы он видел, как она напугана. Если он рассчитывает услышать мольбы, призывы к снисхождению, то глубоко ошибается. И соблазнить себя она тоже не даст. Она уже не та неопытная и глупенькая девочка, которой можно вскружить голову стихами и подарками. Она теперь знает себя и поняла, как ошиблась, выйдя за него замуж.