— Я никогда прежде не занимался любовью с женой. По крайней мере, со своей.
Его рот коснулся ее рта, и она застонала. Ну, почему он был таким прекрасным? Слова, которые были бы кощунственными в устах любого другого мужчины, из его скульптурно вылепленных губ звучали цитатой из священного писания.
Ее ладони игриво ласкали его грудь, наслаждаясь упругостью мышц под гладкой кожей.
— Я думала, ты меня не хочешь, — стыдливо прошептала она.
Ее смущенное признание заставило Себастьяна покраснеть от стыда за свою черствость и эгоизм. Он чувствовал вину перед этой юной женщиной. Ему следовало бы догадаться раньше, что Пруденс неправильно истолкует его молчание, его мрачную напряженность и отказ делить с ней одну постель. Усердные наставления Триции, уверяющей, что ни один мужчина не позарится на нее, оставили след в ее душе. Если бы только у него было достаточно времени, чтобы доказать ей обратное! Но все, что у него было, — это лишь сегодняшняя ночь.
Себастьян погрузил руки в теплый шелк ее волос.
— Я думал, что умру от желания обладать тобой.
Судорожный не то вздох, не то всхлип вырвался из груди Пруденс. Она большими пальцами гладила его затвердевшие соски, затем спустилась ниже, пробегая по линии золотистых волосков к поясу бриджей. Себастьян с нежностью смотрел на пушистую макушку, зачарованный сладостью, щедростью этой женщины; бессвязным бормотанием, срывающимся с ее губ.
Когда ее жаждущий рот коснулся его живота, он поймал ее руку и крепко прижал к своей пульсирующей плоти. Себастьян приподнял ее лицо и заглянул в глубокий омут фиалковых глаз.
— Позволь мне быть частью тебя.
Его хриплая мольба вызвала у Пруденс трепетное томление. Он всегда будет частью ее. Теперь она знала это. Если Мак-Кей придет завтра и Себастьян отошлет ее от себя навсегда, он по-прежнему будет частью ее, и воспоминания о проведенных с ним днях она бережно сохранит в своем сердце. Она никогда не выйдет замуж за другого мужчину. Познав истинную любовь, уже невозможно будет удовлетвориться ничем меньшим. Она обожает Себастьяна. Она обожает его с первого момента их встречи. Даже краснея от ощущения красноречивого свидетельства его возбуждения под своей ладонью, она знала, что ни стыдливость, ни гордость не остановят ее в намерении поведать ему о своей любви.
Себастьян ласкал ее висок своими губами.
— Тебе нечего стыдиться, детка. И перед Богом, и перед законом я — твой муж.
Он повел ее через холл к теплу очага, подбросил поленьев на тлеющие угли и расстелил одеяла. Затем, немного помедлив, положил поверх них отрез клюквенного атласа.