Глядя на то, как ножницы вгрызаются в роскошную ткань, она испытывала слабое утешение от того, что Тори, по крайней мере, тоже выпал шанс надеть его.
Когда операция была закончена, Пейдж выложила мерцающие бисером остатки платья на серебряный поднос, добавила здоровый стебель красного имбиря, который вытащила из цветочной композиции, и записку для Ники Лумиса. Блестящая куполообразная крышка идеально завершала картину.
После того как девицы ушли, унося с собой серебряный поднос с куполообразной крышкой и несколько хрустящих купюр для официанта, который должен был вручить его, плюс смокинг с бумажником и кредитными карточками для возвращения «Филадельфии», Пейдж кинула на себя в зеркале последний взгляд. Хорошо, что у нее все еще прекрасные ноги, думала она, вставая на цыпочки, чтобы посмотреть, как она выглядит в мини-платье за пять с половиной тысяч долларов. Испытывая знакомые симптомы страха перед выходом на сцену, она скрестила на счастье пальцы и устремилась вперед.
Частично скрытая примитивной африканской скульптурой, она стояла как вкопанная рядом с дверью, наблюдая за Ники, который без тени юмора смотрел на официанта, вручавшего ему поднос, накрытый куполообразной крышкой. Обнаружив сверкающий материал и вытащив записку, он без стеснения присвистнул своим друзьям, в кругу которых стоял. На его лице появилось выражение мальчишеской радости, и Пейдж с облегчением вздохнула. Этот человек был воплощением озорства; она поняла это, когда он снова присвистнул, прочитав приложенную записку, и, все еще держа в руке большой стебель имбиря и обрезанный подол ее платья, стал оглядываться в поисках остального.
Увидев Пейдж, он издал радостный возглас. Ее сердце подпрыгнуло, и она стремглав рванула через дверь, мимо стен, обшитых старинными панелями, которые нечаянно задела, мимо великолепных резных консолей, экзотических живописных полотен, красочного китайского фарфора и выставленных страусиных яиц, споткнувшись о завернувшийся вверх угол абюссонского ковра, поднялась и понеслась к выходу мимо бесценных сокровищ, демонстрировавшихся в масштабах, которых она никогда раньше не видела. Пейдж кинула беглый взгляд на «Филадельфию», который на танцплощадке уже бурно жестикулировал с двумя девчонками, которых она послала ему в подтверждение своего решения.
В два счета Ники Лумис оказался рядом с Пейдж. Его глаза коротко глянули ей в лицо, а затем опустились вниз на перекроенное платье и задержались там с живым интересом. Нечасто ей приходилось так задирать голоpу, но он был таким огромным, таким невероятно могучим. Он был похож на быка, и «Филадельфия» рядом с ним выглядел слишком смирным, слишком слащаво красивым.