Ники сидел рядом с ней на кровати в новом халате, который она ему подарила, с кучей реквизита на ночном столике, продолжая осыпать ее из ведра.
Он был прав: видимая часть игры была еще более незабываемой.
Они барахтались в прохладных купюрах, свежих, как будто только что сошедших с печатного станка, хрустящих и ярких, подбрасывая их в воздух, наблюдая, как они медленно планируют обратно.
Это превосходило даже восхитительное удовольствие от возни в обильных осенних кучах первых опавших листьев, которая в детстве вызывала у нее глубоко чувственное восприятие.
– Это что, все мне? – пошутила Пейдж, кусая лакричный шнур, стягивающий ее запястья и буквально прогрызая себе путь на волю.
Затем, встав на колени, она засмеялась, разглядывая эту картину в зеркале и игриво набивая лифчик купюрами.
– Это ни к чему, – сказал он, вызывая денежный водопад тем, что расстегнул лифчик и кинул его в угол комнаты. – Они и так идеальны и не требуют украшения, упругие и нежнее атласа, – произнес он, закрывая глаза и лаская ее грудь, – округлые и как раз подходящего размера. Я узнаю, – пошутил он, как будто продолжая игру, только на этот раз поменявшись ролями с Пейдж, – это сиськи, красивые, большие, американские груди!
– По этой части ты не ошибешься, – пошутила Пейдж, развязывая пояс халата и завязывая им глаза Ники.
Она заползла на него сверху, внутри халата, наслаждаясь ощущением контакта с его теплой кожей и протаскивая вдоль его тела гриву своих волос.
Он нащупал ее трусики и стянул их.
– Я когда-нибудь говорила тебе, что зеленый цвет действует на меня возбуждающе, – призналась она, вставая на колени перед его восставшим детородным органом и беря его в руки.
Зубами схватила с кровати купюру и легонько отстегала его по груди.
– Зеленый цвет делает меня опасно сексуальной. Берегись, – пригрозила она сквозь зубы, в которых была зажата банкнота.
– Тебе не нужно было говорить мне об этом. Я прочел это в твоих глазах, – заверил он ее, изгибаясь, чтобы дотянуться губами до ее груди, проделывая это виртуозно для парня с завязанными глазами. – Бывают глаза зеленые, как море, как нефрит, как яблоко. У тебя же, моя любовь, они зеленые, как деньги.
Усмехнувшись, Пейдж выпустила зеленую купюру из зубов и наклонилась, чтобы укусить его за нижнюю губу.
– Все же после того как мы займемся любовью, воодушевленные этим чудесным денежно-зеленым морем, на что мы истратим эту славную добычу? – спрашивала она, не торопясь забираясь на него сверху, стискивая руками атлетические бедра и прижимаясь губами к его рту.