Стивен кончил жевать и проглотил. Он не мог сказать, что он в опасности, потому что Хлоя догадалась бы, что его разыскивают, а если кто-то начнет просматривать объявления в офисе шерифа, то его ждет веревка. К сожалению, он уже назвал свое имя доктору, когда был слаб.
— Ну, мэм, — сказал он, — дело в том, что я представитель закона, и мне надо иметь этот револьвер под рукой.
— Если вы представитель закона, — возразила Хлоя, — где ваш значок?
Стивен быстро соображал. Для Фэрфаксов он не был хорошим лгуном.
— Я, должно быть, потерял его при взрыве.
Хлоя, похоже, не поверила.
— Я не позволю вам лежать здесь с револьвером в руке, мистер Фэрфакс. Это уважаемый дом.
Стивен закончил ужин, и Хлоя, сидевшая рядом с постелью на стуле, встала забрать поднос.
— Сколько сейчас времени? — спросил он. Темнота за окнами могла быть сумерками или ранним рассветом.
— Шесть тридцать вечера, — коротко ответила Хлоя. Она кивнула на другой стул, где было сложено то, что осталось от его длинной холщовой куртки. — Все, что мы нашли вокруг, мы положили в карман этой куртки. Там не было никакого значка.
С этими словами она вышла и закрыла за собой дверь.
Стивен лежал на спине в мерцающем свете керосиновой лампы и думал, близко ли Макон, и поймает ли он его, не способного защитить себя, в комнате с анютиными глазками на стенах.
Фултон положил тяжелую руку на колено Эммы, но она сбросила ее. Они сидели в большей из двух гостиных в доме Хлои.
— Боже мой, Эмма, — пожаловался Фултон жалобным шепотом, — мы же почти помолвлены!
— Не упоминай имя Господа всуе, — чопорно сказала Эмма, глядя прищурившись на свое вышивание в пяльцах. — И если вы будете распускать руки, вам просто придется пойти домой.
Фултон притворно вздохнул.
— Можно было бы предположить, что девушка кое-что узнает, живя в одном доме с Хлоей Риз.
Темно-синие глаза Эммы расширились от гнева, она повернулась к Фултону.
— Прошу прощения?
— Ну, я только хотел сказать…
— Я знаю, что вы хотели сказать, Фултон.
— Мужчина имеет право хоть иногда на поцелуй, если он собирается посвятить всю оставшуюся жизнь женщине!
Эмма прищурила глаза, собираясь указать ему, что он не один такой, но прежде чем она смогла заговорить, Фултон схватил ее и прижался сухим ртом к ее губам.
Она отбивалась, не понимая, почему эти английские романы говорят о поцелуях как о чем-то необыкновенно чудесном. Не сумев освободиться, она воткнула в руку Фултона вышивальную иглу. Он вскрикнул и отпустил ее, шлепая по руке, словно на ней сидел большой жук.
— Черт побери всех святых! — прохрипел он.