— Да?
— Я просто хотела узнать — вам больно?
— Да, — правдиво ответил он. Щелочка света из коридора расширилась.
— Опиум не помог?
Тронутый ее сочувствием, Стивен честно признался:
— Прошло мало времени, мисс Эмма.
Она вошла в комнату, на этот раз неся керосиновую лампу, и Стивен не мог не содрогнуться, когда подумал о том, что могла бы натворить эта лампа.
Но Эмма поставила ее на подставку рядом с другой и снова села в кресло. Он увидел, что в руке у нее книга.
— Простите меня, что я была так груба.
Стивен не мог не рассмеяться над серьезным выражением ее лица. Ее чопорность привлекала его, ему хотелось пробудить в ней необузданность, которую, по его мнению, она скрывала не только от людей, но и от себя.
— И меня простите за грубость, — ответил он с дружеской улыбкой.
— Я подумала, что, возможно, вам захочется, чтобы я вам почитала.
Он подавил улыбку.
— Вы добры ко мне, мисс Эмма. Что это у вас?
Ее простодушное лицо светилось при свете лампы, голос был теплым и хрипловатым. На один короткий миг Стивену захотелось, чтобы, главное, он не ошибся бы в ней.
— «Маленькие женщины», — с воодушевлением сказала она. — Это моя любимая книга, я перечитываю ее все время.
Стивен слышал про книгу, и, хотя у него никогда не возникало желание прочитать ее, он не смог этого сказать. Сейчас он заметил, что в Эмме была какая-то хрупкость, которую можно ранить или разрушить насмешкой.
— Почему вам так нравится эта книга? Она прикусила на минуту нижнюю губу.
— Наверное, потому что она о сестрах. Их было четыре — Мэг, Эми, Джо и Бет.
«Звучит очень волнующе», — подумал Стивен, но свой сарказм оставил при себе. Может, ему и наплевать на всех маленьких женщин, но ему очень хочется послушать голос Эммы.
Она открыла потрепанную книгу, слегка откашлялась и начала читать ему о четырех юных девушках.
— Я никогда не слышал, чтобы кто-то звал мать «мамми», — заметил Стивен, когда Эмма закончила первую главу и остановилась, чтобы высморкаться.
— Это довольно распространено на востоке, — оправдываясь, сказала она.
Вспомнив, что он звал свою собственную мать французским «маман», Стивен кивнул. Хотя он не признался бы в этом, но ему хотелось услышать следующую главу.
— У вас есть сестры? — спросила Эмма с расширенными и грустными глазами.
Стивену страстно захотелось утешить ее, но он не посмел. Тем более что раньше он практически назвал ее проституткой, хотя и по ошибке, и, несмотря на мытье, он считал, что от него пахнет, как от мула.
— Нет, — ответил он, — у меня есть брат.
Он не стал уточнять, потому что не хотел говорить о Маконе. Или о Нэте, Натаниеле, кузене, который приехал в Фэрхевен после гибели родителей и был таким маленьким, что Стивен едва знал его. Нэт родился уже после вступления Стивена в армию.