У Дженни дрогнули губы. Ее словно хватило по голове обломком гранита.
— Это безумие! — в конце концов выпалила она. — Если вы любите вашу дочь — а я полагаю, что это так, — раз вы готовы пожертвовать жизнью ради нее, то как же вы, во имя Господа, можете доверить ее попечениям незнакомого человека? Ведь вы ничего не знаете обо мне, кроме того, что я приговорена к смерти за убийство солдата!
Когда Маргарита перестала кашлять и более или менее отдышалась, она обмахнула лицо перчатками и покачала головой.
— Я знаю, что вы честны даже во вред себе. Ведь свидетелей не было, вы могли отрицать, что убили напавшего на вас скота. Но вы добровольно признали это.
— И посмотрите, куда привела меня моя честность! — Дженни показала на окружающие ее каменные стены. — Никто не поверил, что какой-либо мужчина, даже пьяный солдат, набросился бы на женщину вроде меня.
Маргарита спокойно встретила ее взгляд.
— Если полученные мною сведения верны, то вы достаточно долго перевозили грузы в штат Чиуауа, чтобы понимать: с того мгновения, как вы признали, что стреляли в сеньора Монтеса, вы были обречены, — сказала Маргарита, в глазах у которой блеснуло любопытство. — Почему вы не солгали?
Дженни, обозленная, прошагала к окну и вцепилась руками в решетку, несмотря на то что накаленные солнцем прутья обжигали ладони.
— Честность — это все, что у меня есть, — наконец произнесла она глухим голосом. — У меня не семьи. У меня нет красоты и нет мужчины. У меня нет денег, и я, черт побери, уверена, что нет будущего. Моя гордость может опереться только на одно — мое слово. — Она вздернула подбородок. — Если Дженни Джонс что-то говорит или обещает, можете поставить последнее песо — все правда, все так и будет.
— Мне так и говорили.
— Если я потеряю свое слово, у меня ничего не останется. Я сама стану ничем! — Дженни обернулась и увидела, как Маргарита Сандерс снова прижимает к губам окровавленный платок. — Каждому необходимо чем-то подкреплять веру в себя, даже мне. Честность помогает мне чувствовать свое право на место в этом мире. Это все мое достояние. Независимо от того, насколько плохи мои дела, я всегда могу утверждать, что Дженни Джонс — честная женщина.
Честность привела ее в мексиканскую тюрьму, и теперь осталось всего несколько часов до того, как она встанет у стены перед стрелковым взводом.
— Я могла бы солгать во время этой комедии, которую называли судом, — сквозь зубы процедила Дженни, глядя в окно на саманную стену, окружающую лагерь. — И вы, вероятно, считаете меня дурой, что я этого не сделала. Но ложь убила бы единственно хорошее, что есть во мне. — Подняв руку, она попыталась поймать вошь у себя в волосах. — Без моего слова я так и так мертва. Я предпочла бы умереть с честью, чем жить, лишившись того, что помогает мне встречать каждый новый день.