Прошло немного времени, не больше пяти поворотов больших водяных часов – клепсидры, и всадник перестал понукать лошадь, сказав себе, что спешить все равно некуда, и куда разумнее постараться прибыть в город только к рассвету, чтобы ночной страже не пришлось специально для него распахивать городские ворота. Нежелание привлекать к себе излишнее внимание по-прежнему оставалось для него основным… вот почему зоркие глаза бельверусского воина неустанно прощупывали тьму, в поисках предверия угрозы, а правая рука была готова выхватить клинок.
… И все же он едва не опоздал. Черная тень метнулась из тьмы, скользнула к морде лошади, хватая ее за поводья. Три другие тени, выглядевшие бесплотными призраками в серебристом лунном свете, выскочив из-за кустов, окружили всадника. Лязгнула сталь.
– Куда так спешит прославленный рыцарь? – услышал он хриплый, насмешливый голос. – Ведь ему куда легче будет ехать, если он поделится со скромными лесными братьями тем золотом, которое, наверняка, припрятано в кожаном кошельке на поясе.
– Милосердный путник не пожалеет, конечно, теплого шерстяного плаща для бедняги, который продрог и вымок в вечерней росе, – гнусаво вторил ему Другой голос. – Несправедливо, когда один в сапогах, а другой – бос…
Барон мгновенно оценил обстановку – против него четверо негодяев, промышляющих разбоем на лесной дороге, по-видимому, неплохо вооруженных и знающих свою силу, иначе чего бы это им заводить разговоры, вместо того, чтобы сдернуть его с коня и перерезать горло. Он напряг глаза, пытаясь рассмотреть своих будущих противников в зыбком свете луны. Тот, что заговорил с ним первым, – Амальрик про себя нарек его «Хрипатым» – был крепким, почти квадратным; лицо его скрывалось в тени широкополой шляпы, похожей на те, что пуантенские крестьяне носят, защищаясь от палящих лучей южного солнца, под рваным плащом сверкали крупные чешуйки кольчуги, крепкая рука сжимала длинную гандерландскую пику, которой легко было пронзить всадника насквозь.
Второй, также получивший прозвище по тембру своего голоса – Гнусавый, был коренастым бородачом, одетым в странные лохмотья, по очертаниям которых было невозможно угадать, что за одежда послужила для них материалом. Но важно было то, – и Амальрик сумел мгновенно это оценить, – что его могучий торс не был защищен никаким подобием доспехов, и барон подумал, что с этим вполне можно будет поговорить накоротке. К тому же, и меч негодяя на целых три пальца был короче палаша немедийца, что давало опытному фехтовальщику неоспоримое преимущество.