Двумя серебристыми молниями сверкнули лезвия, со свистом промчались к своей цели – смачно хлюпнула разрываемая кожа, и дикие вопли вспороли тишину леса. Главарю нож вонзился прямо в горло, и он рухнул на траву, захлебываясь кровью. Мальчишке повезло больше – сталь пробила ему левое предплечье, но он, похоже, совсем обезумел от боли, потому что упал на колени, тонко подскуливая, как молодая лисица, попавшая в капкан. «Двое готовы», – деловито отметил про себя Амальрик и вознес хвалу Митре, который даровал ему удачу, ибо, стоило ему промахнуться на несколько сенмов, и нож отскочил бы от кольчуги главаря, не причинив тому ни малейшего вреда.
Вдруг, словно повинуясь какому-то шестому чувству, барон мгновенно поднял лошадь на дыбы. Как всегда, интуиция не подвела, – он понял это со всей ясностью, когда щелкнула тетива арбалета, и острый болт, предназначавшийся всаднику, оцарапал брюхо лошади, пройдя вскользь. Животное обреченно взревело и, захрапев, закрутилось волчком. Немедиец, изрыгая проклятья, пытался выпростать ноги из стремян, но это ему никак не удавалось.
В этот момент, швырнув в сторону бесполезный арбалет, Гнусавый со страшным воем метнулся под ноги лошади, широким взмахом меча перерезая ей сухожилия. Именно так боролись на поле боя пешие ратники с конными… Но Амальрик не успел подумать ни о чем больше. Лошадь его захрипела, принялась заваливаться на бок. Густая желтая пена потекла из пасти. В последнее мгновение барон успел соскочить с седла, – однако чуть замешкался, не успев до конца выпутать ногу – высокий каблук зацепился за стремя – и приземлился неудачно, ощутив жгучую боль в лодыжке. А над головой уже сверкнуло лезвие.
При свете луны лицо бандита щерилось дьявольским оскалом, и Амальрику показалось на миг, что в пасти его по-змеиному быстро мелькнул острый раздвоенный язык. У него не было времени разглядеть получше. Он едва успел вскинуть руку, чтобы отразить удар. Клинки сшиблись, точно серебряные молнии.
«Не подпускай его близко, – напомнил себе Амальрик. – У него меч короче, и он не сможет тебя достать».
Палаш барона разрезал воздух с такой силой, что, казалось, ночная тьма вокруг гудит, подобно растревоженному пчелиному рою. Мерный гул перемежался с зловещим лязгом, и вспотевший посол, которому чудом удавалось сохранить дыхание под бешеным натиском своего противника, вознес молитву Митре за то, что тот надоумил его взять в путь добрый немедийский клинок, сделанный, по преданию, много зим назад Зигаром, кузнецом, ковавшим знаменитый меч Альмиваль герою Брагорасу. Амальрику этот клинок вручил отец, наказав беречь семейную реликвию и без пощады разить им врагов Немедии. Это было отлично сбалансированное оружие, изготовленное из странного металла, не уступающего по прочности стали, и отливающего тревожным багровым светом, напоминающим зарево пожара, словно внутри его мерцал таинственный светоч; палаш разрубал доспехи с легкостью косы, срезающей траву; его широкая костяная крестовина, плавно переходившая в удобную рукоять, не уступала прочности бронзе – торские герольды рассказывали, что в стародавние времена ее изготовили из бивня Зимнего Единорога, полулегендарного зверя, обитавшего в глуши мглистых немедийских пущ. Так это или нет, Амальрик не знал, но надежность клинка превосходила все виды оружия, с которым ему доводилось сталкиваться во время своих многочисленных странствий.