— Моя беременность стала последней каплей, переполнившей чашу общественного терпения. Поэтому хочу вас сразу предупредить: если вы так заботитесь о репутации, то имейте в виду, что мои соседи будут относиться к вам так, словно вы обосновались в рейхстаге.
— Такое пятно на своей репутации я как-нибудь переживу, — спокойно ответил Леон, оставаясь внешне невозмутимым.
Что-то в его тоне заставило ее окончательно отодвинуть воспоминания о причиненных ей обидах. В конце концов, она с ними давно примирилась, и незачем бередить прошлое, тем более в сочельник.
— Простите, — виновато улыбнулась она. — Только не подумайте, что я зла на весь свет. Мне просто обидно, что отец, двадцать лет проживший с соседями в мире и дружбе, вдруг превратился из добропорядочного члена здешнего общества в ненавистного всем фрица, в объект всеобщего презрения и издевательств. Как и я, его дочь. И хотя здравый смысл подсказывает, что не надо обращать на это внимание, но выслушивать оскорбления от этого не легче. Чувствуешь себя каким-то изгоем.
Взволнованный Леон встал и, с пониманием глядя на нее темно-карими глазами, сказал:
— Я это испытал.
По его серьезному взгляду Кейт поняла, что он говорит так не только из вежливости: ему действительно знакомо чувство отверженности.
Ей вспомнился случайно подслушанный разговор между мисс Хеллиуэлл и Мириам.
«Честно говоря, я не понимаю, как мог квартирмейстер дать чернокожему направление на нашу площадь! Отправил бы его куда-нибудь поближе к порту и докам — там полно таких, как он».
И в баре «Лебедь» Альберт тоже не счел нужным скрывать свое изумление.
«Вот это новость! — вскричал он. — Разрази меня гром, если мои домашние не ахнут, узнав, что Кейт Фойт взяла темнокожего квартиранта!»
Наверняка подобные замечания Леону приходилось слышать за спиной не раз, да и другие оскорбительные словечки, вроде «гуталиновый», «полукровка» и «черное отродье».
Ей было как-то непривычно осознавать, что рядом с ней находился человек, в полной мере испытавший на собственной шкуре, каково быть не таким, как все. Гарриетта Годфри и Эллен Пирс вполне искренне возмущались, когда слышали оскорбительные слова о ней или о ее отце. Но при всей искренности их негодования и сочувствия сами они никогда не испытывали подобного унижения. А молодой человек, с пониманием смотревший на нее карими глазами с золотистым отливом, прочувствовал это до глубины души.
— С этим можно свыкнуться? — тихо спросила Кейт, уверенная, что Леон прочел ее мысли.
— Нет, мисс Фойт, — искренне ответил Леон, продолжая смотреть ей в глаза. — К этому нельзя привыкнуть, можно лишь научиться терпеть.