— Схватил, что под руку попалось. Сейчас многие наши скоробогатенькие картины коллекционируют. Мода такая. Мол, мы уже не в малиновых пиджаках и с цепями. Мы, в натуре, высокое искусство понимаем. А где же на всех раритетов набраться? Вот и не брезгуют краденым, не привыкать. А наркомана когда припрет, ему не до размышлений. Хватает все, что продать можно.
— Да ведь с этой картины сильно не разбогатеешь, — директор пожал плечами.
— Им лишь бы на дозу хватило.
Жанна Афанасьевна, которая с интересом прислушивалась к разговору, вдруг встрепенулась.
— Нет, вы мне объясните, как же вор так быстро смог картину уволочь, — обратилась она к говорившему.
Охранник, а я догадалась, что это был один из них, улыбнулся:
— Это как раз несложно. За двенадцать минут можно не только картину утащить — до канадской границы добежать.
О. Генри цитирует! Я взглянула на мужчину внимательней. Ничего, симпатичный. Волосы седые, даже не седые, а скорее соль с перцем. Взгляд спокойный, немного ироничный. А кроме того, охранник чем-то неуловимо напоминал моего любимого французского киноактера Трентиньяна, только был покрупнее.
— Ну и как вы теперь собираетесь воров искать? — не унималась Жанна.
— А никак. Сейчас следователь придет, вот он и будет искать. А мы только охраняем. — Мужчина снова улыбнулся. В ответ на его улыбку Жанна Афанасьевна кокетливо поправила прическу, и меня неожиданно кольнуло что-то вроде ревности.
— Не очень-то вы хорошо охраняете, — съязвила Вера Николаевна.
Улыбка на лице охранника погасла, он развернулся и вышел на улицу.
И только тут до меня дошло! Следователь, о боже! Ведь галерею должна была вчера закрывать я. Дежурным на пульте все равно, кто сдает объект на сигнализацию, они только фамилии сдающих сверяют по спискам. А у нас нарушение графика не приветствуется. Сима, Сима! Теперь понятно, какой вздох ты слышала вчера ночью. Это судьба твоя вздыхала по утраченной репутации. И что же мне теперь будет?
Весь день прошел как в тумане. Сначала приехала следственная группа, пытались снять отпечатки пальцев с булыжника, осматривали дом и сад. Потом следователь, усталый и недовольный, опрашивал всех сотрудников «по поводу произошедшего». Когда наш директор услышал, что галерею закрывала Лена, он дернулся, но промолчал. На сослуживице не было лица. Думаю, на мне тоже. Я чувствовала себя если не преступницей, то по крайней мере соучастницей. Наконец следователь уехал, и Си-Си вызвал меня в кабинет. На ватных ногах я ползла на второй этаж, проклиная себя, Зойку и весь сетевой маркетинг мира.