Пятеро самцов наблюдали смертную расправу, не покидая своих мест.
Теперь на женской половине оставалась только мисс Элфинстоун.
В течение целых тридцати минут ни она и ни один из самцов не двигались. Наконец на мужской половине произошло шевеление: один из самцов сделал шаг вперед, поколебался, хорошенько подумал и медленно опустился на пол, поджав лапки.
Мисс Элфинстоун, вероятно, обманулась в лучших ожиданиях, так как внезапно, с горящими глазами, она рванулась вперед и произвела летящий прыжок над перегородкой. Это был эффектный перелет, и ей он почти удался, но одна из ее задних лапок задела проволоку - и последней самки не стало.
Я не могу передать вам, сколь благотворно сказалось на мне наблюдение за этим простым, но - хотя я и сам это говорю - довольно остроумным экспериментом. Одним щелчком я обнажил чудовищную похотливость и необузданность женской натуры. Мой собственный пол был оправдан, моя совесть - очищена. В мгновение ока все эти досадные приступы вины, от которых я так долго страдал, вылетели в форточку. Чувство собственной невиновности сразу же придало мне сил и спокойствия.
Несколько минут в моей голове вертелась дурацкая идея пустить ток по черным железным прутьям, огораживавшим приходской сад; хотя, впрочем, и ворот было бы достаточно. Тогда, сидя в библиотеке, я мог бы с комфортом развалиться в кресле и наблюдать в окно, как настоящие мисс Элфинстоун, Прэтли и Ануин подходят одна за другой и получают по заслугам за приставания к честному мужчине.
Дурацкие мысли!
Но вот что я действительно должен сделать, сказал я себе, так это сплести вокруг себя некое подобие невидимой электрической сетки, использовав для этого фибры собственной нравственности. За этой сеткой я буду абсолютно неуязвим, тогда как враги, нарываясь на нее, упадут бездыханными.
Я начну с усвоения бесцеремонных манер. Я стану резко разговаривать со всеми женщинами и не буду им улыбаться. Я больше не отступлю ни на шаг, когда какая-нибудь из них приблизится ко мне. Я не сдам позиций и прожгу ее взглядом, а если мне покажется, что она сказала что-либи непристойное, я грубо оборву ее.
Именно в таком настроении я отправился на следующий же день на теннис у леди Бердуэлл.
Сам я не был большим игроком, но ее светлость любезно пригласила меня зайти и присоединиться к гостям в седьмом часу, когда игра закончится. Я полагаю, она подумала, что присутствие священника придаст собранию определенный вес, и, наверное, она надеялась уговорить меня повторить то представление, которое я давал у нее в прошлый раз: я сел за фортепиано и целый час с четвертью, а после ужина еще четверть часа развлекал гостей подробным описанием эволюции мадригала в разные века.