– Можно кого-нибудь заменить или объединить, сделать выставку трех художников вместо двух, – настаивал он, но молодая женщина покачала головой.
– Уже дана реклама.
– Я это все понимаю. Но ты только посмотри! – Он указал ей на большую пастель, изображающую несколько обнаженных фигур на фоне папоротников и восточных ковров. – Как я могу пройти мимо художника такого масштаба, когда любую его работу у меня купят прежде, чем я успею ее выставить?
Так вот что за картинки смотрел Александр, когда Густав поехал за ней! Проглотив смешок, Маргрит несколько минут внимательно рассматривала пастель. Потом изучила другие работы, а под конец обратила внимание и на саму комнату, большую, но обжитую и очень уютную.
Потертые полотняные чехлы закрывали превосходную мебель. На стенах висело не меньше дюжины неравноценных по качеству, но гармонирующих с интерьером картин, темный деревянный пол был покрыт коврами разных цветов. На полках стояли журналы и книги и – как завершающий штрих – огромная ваза из хрусталя. Маргрит внезапно поняла, что эта комната очень близка ей по духу, как, впрочем, и весь дом. Хотелось свернуться на этом длинном диване клубочком и подремать в свое удовольствие…
Но, прежде чем она смогла бы осуществить свое намерение, вернулся Густав.
– Если вы готовы отважиться пообедать, то прошу к столу, – добродушно сказал он.
– Один из художников, – как бы между прочим начал Александр, идя вслед за хозяином в маленькую, залитую солнцем столовую, – подает некоторые надежды… Конечно, техника еще сыровата… Но милая непосредственность очень располагает. Естественно, мне трудно что-, либо обещать, но я могу попытаться продвинуть этого молодого человека. На начальной стадии поддержка жизненно необходима любому мало-мальски талантливому художнику…
Маргрит старалась не смотреть на него. Все уловки Александра она знала наизусть: преуменьшить свою заинтересованность, потом исподволь проследовать от безразличия к снисходительности и, когда жертва почти уже в руках, подступить с ножом к горлу, то есть с контрактом, и наложить лапу на любой мазок на бумаге или холсте, который художник сделает за ближайшую сотню лет. Ее босс всегда настаивал на исключительных правах на произведения «своих» подопечных.
Войдя в столовую, Маргрит тут же заинтересовалась содержимым красивой керамической плошки, стоящей на буфете. Это было нечто, отливающее всеми оттенками зеленого, желтого и розового.
– Экономка сказала, что это десерт из персиков, – пояснил ей Густав. – Он станет кульминацией обеда… если, конечно, прежде мы не отравимся.