— Дима, — начала она и тут же встретила напряженный взгляд. Он не хотел говорить с ней искренне. Он солжет ей. Сейчас она его спросит — любит ли он ее, и он солжет. Потому что — пожалеет.
— Что? — спросил он.
— Так, ничего. Кофе… горячий. — Она нервно рассмеялась.
— Да, горячий.
«Да, омерзительная… да, горячий… да, люблю… И не важно, что при этом он где-то далеко. И ему наплевать на погоду. Ему плевать на кофе. И на меня тоже…»
Она отставила чашку.
— Мне пора.
«Да, тебе пора…»
— Л… кофе?
— Не успеваю, — развела она руками. — Уже темнеет, а я обещала сегодня забрать Аньку.
Она быстро оделась, поцеловала его — и почти выбежала прочь.
«Почему так получается, что все время убегаю? — подумала она, почти с облегчением вдыхая холодный воздух. — Точно пытаюсь спастись…»
Или — найти что-то наконец. То, что предназначено только для нее, Лоры. Единственной Лоры.
Ему не нравилось то, что получалось.
Он устал уже через пятнадцать минут и подумал — а что будет со зрителем?
«Или я написал такой бездарный, тягомотный диалог, или так его сыграли, или все вместе…»
Актеры переходили из сериала в сериал, как переходящее знамя. Их лица уже давно перестали быть лицами. Стали брендами.
Одни и те же лица, тоскливо-то как, одни и те же… Он закрыл глаза. «Наверное, в конце концов люди начнут путаться…»
Он вышел в коридор, подошел к окну, достал сигарету.
— Здравствуйте, Андрей Ильич.
Можно было не оборачиваться — он определял уже по голосам. По интонациям. Можно было просто отвечать как заведенный автомат — здрасте, здрасте, как поживаете, как успехи…
Какой-то начинающий подобострастный сценарист остановился рядом, достал сигарету и застыл, ожидая от него, как от Господа Бога, «великие и богатые милости»… То есть в качестве оных — приятную беседу, переходящую в задушевную, и потом — помощь в продвижении по лестнице вверх, к заветной цели.
Есть две лестницы у Бога, подумал он, одна ведет к успеху и славе человеческой, вторая — на небеса…
Он когда-то выбрал человеческую славу.
Да какая же слава, девочка из отдела косметики и знать его не знает, а вот пришел бы к ней какой-нибудь попсовый певец… Или один из этих актеров, которые постоянно мечутся на экране телевизора. Ему стало нестерпимо обидно, он даже покраснел и неловко рассмеялся. В конце концов, почему он снова думает о ней? Или — это Волк о ней думает? Ну что ж. Каждому ведь свое. Актерам, говорящим его слова, и попсовым певцам — проклятье известности, когда тебе не принадлежит уже даже твое лицо.
А его слава — незаметна. Даже этот тип, который курит рядом, — умнее. И в ток-шоу примелькался, и в газетах интервью бесконечные дает… Пиарится как может.