В этом и ужас.
«А просто я привыкла к унижениям», — подумала она. Она к ним привыкла, черт бы всех побрал. Все только и делают, что ее унижают. Даже вежливый Андрей. Даже харизматичный Димочка.
И она сама себя — тоже… Потому что вот так она устроена. Идет вместе со всеми… В общей струе.
Она стояла под душем долго, освобождая тело от воспоминаний о холодных и липких руках. Освобождая себя. «Раньше мне часто снилось, будто я птица и летаю», — почему-то пришла ей в голову мысль. И тут же вспомнилась реклама детского йогурта — «ты растешь», а бабка оттуда была похожа на ее бабулю… И ей как тогда, в детстве, захотелось закричать: я не расту, я именно летаю! Но даже в детстве надо было расти. Никаких полетов. Ведь они где-то вычитали, что от фантазий ребенок дезориентируется в реальности. Потом. Когда вырастает. Поэтому Лора не имела права летать. Даже в детстве. «Да, я расту. Я не летаю. Я расту. Но, знаете ли, я почему-то перестала летать сразу, как только мне это запретили. Как только нашли объяснение. Видишь, мама, видишь, бабушка, какая я послушная девочка?» И Лора рассмеялась — или заплакала? Она не знала. Капельки воды, в конце концов, или слезы катятся по твоему лицу — какая разница?
Он дотронулся до ее запястья и тут же испуганно отдернул руку. А Тоня поймала себя на том, что от этого мгновенного прикосновения ей стало тепло, и совсем не хотелось ей, чтобы он вот так свою руку убирал.
Ну, не самой же его за руку хватать?
Тоня не могла понять, что с ней происходит. Почему она вот так, запросто, рассказывает этому человеку всю свою жизнь. И про Пашку тоже рассказывает и плачет вдруг, точно он ей самый близкий на свете, этот странный Дима.
А еще, когда она заплакала, он снова взял ее за руку, и Тоне пришло в голову — а если он подумает сейчас, что она нарочно, потому что ей ведь хотелось, чтобы он держал ее за руку, медленно и нежно поглаживая пальцы? И Тоня отдернула руку.
— Я не стал бы верить врачам, — сказал он и, как ей показалось, покраснел. «Наверное, потому, что я руку отдернула», — подумала она.
— Почему? — спросила она, просто чтобы что-то спросить — врачам она и сама не верила, после смерти отца.
— Потому что они иногда перестраховываются.
Она хотела закричать: так нельзя, я же испугалась, и мама… Но подумала, что это выйдет глупо, по-детски, и удержалась.
— Надо просто найти хорошего детского пульмонолога и показать малыша ему, — сказал он. — Я попытаюсь что-нибудь придумать. В конце концов, наверняка у моих знакомых есть кто-нибудь…
Она даже не знала, за что она больше благодарна — за то, что он принимает такое участие в судьбе ее сына, или — за то, что сказанная только что фраза обещала продолжение их знакомства. Робко подняла глаза и зажмурилась — таким ослепительным и добрым показался ей его взгляд.