Никогда в жизни он не видел ничего более обольстительного и чарующего, чем Джоанна Чапмен в это мгновение – с закрытыми глазами и мечтательной улыбкой на устах. Наконец она выпрямилась и, посерьезнев, задумчиво уставилась на воду, над которой поднимался пар. Она стояла не двигаясь так долго, что Грэм не мог не заинтересоваться, чем заняты ее мысли.
Медленно скользнув рукой к груди, она накрыла ладонью упругую округлость, прикрытую тонкой тканью сорочки, и рассеянно, будто зачарованная, погладила большим пальцем затвердевший сосок.
Грэм словно прирос к месту, ощущая гулкие удары сердца и бешеную пульсацию крови, прилившей к его чреслам.
Все с тем же мечтательным выражением Джоанна скользнула рукой вниз по плоскому животу, к расщелине между бедрами. Глаза ее медленно закрылись. Она не ласкала себя, просто стояла в жаркой тишине, погруженная в свои мысли.
Когда она открыла глаза, Грэм со смятением обнаружил, что в них блестят слезы. Внезапно выражение ее лица омрачилось, и она прошептала что-то похожее на «дура».
Решительно смахнув слезы, Джоанна проворно расплела косу и принялась расчесывать волнистые пряди цвета темного золота, пока они не повисли пышной массой, доходившей до подола ее сорочки. Бросив расческу на скамью, Джоанна стянула вниз сорочку, собравшуюся льняным облачком у ее ступней.
Теперь она была полностью обнажена, не считая шелковистого покрывала из волос, прикрывавшего ее почти до колен. Вздохнув, Грэм задернул занавеску, исполненный отвращения к себе. Всего лишь неделю назад он обещал Хью, что не станет компрометировать его сестру, и уже подглядывает за ней, когда она занимается своим туалетом.
Грэм всегда гордился своим чувством чести. Но воздержание, как справедливо заметил Хью, способно лишить мужчину его принципов. Как можно жить в одном доме с женщиной, подобной Джоанне, и не поддаться искушению?
Доковыляв до кровати, Грэм осторожно опустился на постель, опасаясь, что шорох соломы, которой был набит матрас, привлечет внимание к его персоне. Не дай Бог Джоанна догадается, что он подглядывал за ней через щелку в занавеске! Он растянулся на спине, морщась от боли в ребрах и ноге, протестовавших от подобной активности посреди ночи.
Из-за занавески доносились приглушенные звуки – журчание и плеск воды – и Грэм живо представил себе Джоанну в благоухающей воде, с мокрыми прядями, льнущими к ее обнаженному телу, словно золотистые змеи, и скользящую намыленными ладонями по своей груди, талии, животу…
– Клянусь распятием, – прошептал Грэм в темноте, чувствуя, как твердеют чресла, – я не выдержу два месяца такой пытки.